Поздние ленинградцы. От застоя до перестройки - Лев Яковлевич Лурье

страдал, и в душе у него бурлило, не было выхода его эмоциям по-настоящему».

Полулегальные поэты-песенники, так называемые барды, до поры до времени защищены официальным статусом. Кто-то служит журналистом, кто-то член Союза писателей. Кумир поколения – Владимир Высоцкий, актер театра и кино. А Аркадий Северный – у него нет не только профессионального музыкального образования, но и прописки, и дома. И он скитается по случайным знакомым, часто попадая в неприятные ситуации.

Сергей Соколов: «Однажды, звонок мне вечером домой – так и так, наш знакомый товарищ попал в вытрезвитель, нужна помощь, петроградский РОВД. Ну ночью же не поеду, утречком пораньше поеду, там разберемся. Приезжаю я утром, записи смотрю: Аркадий Дмитриевич Звездин, задержан там-то, сопротивления при задержании не оказывал, доставлен в вытрезвитель в таком-то состоянии. Я-то в лицо его не знаю, дежурная его приводит и говорит – вот вам Северный Аркадий Дмитриевич. „Ну что же ты, Аркаша, так попался-то?” Притворяюсь, как будто я его знаю, иначе неудобно же. Вышли из помещения. Знакомимся. Такой-то такой. Сергей Петрович он меня называет, я его Аркадий Дмитриевич. Говорю, главное сейчас – иди в сберкассу, оплати чек об оплате за услуги, и ты свободен. Хорошо. Через полчаса приходит, говорит: я рассчитался, отнес туда квиток. Приходит с бутылкой водки. „Еще 11-ти нет, ты уже водку достал”. (Раньше же с 11 часов продавали водку”.) Говорит: „Ну, водка – это не проблема”. – „Я офицер, молодой офицер, – говорю, – я не могу сейчас употреблять, с утра пораньше”. – „Ну, хорошо, – говорит, – я приду вечером”. – „Хорошо, приходи вечером”».

Так поклонником жанра блатной песни стал офицер милиции Сергей Соколов. Большинство фотоснимков Аркадия Северного сделано именно им.

Не только партийные органы, но и руководство МВД интересовалось такими записями и просило эти записи. И частенько можно было слышать их в их машинах.

Рассказывали, что однажды Северный пришел на закрытый концерт в дорогом ресторане. Он выступал перед представителями теневой экономики. В разгар банкета в зал ворвалась милиция, и воровские подруги срочно стали засовывать свои бриллианты в салаты «Оливье», пирожные «Наполеон». Но милиционеры так заслушались Северного, что ушли, никого не обыскав.

Валентина Звездина: «Я, конечно, не всё слышала, но у него есть такие песни, которые очень хорошо отображают тот наш период времени. Самую большую ценность они представляют или нет, трудно сказать. Это был тот период, это была та эпоха, это был тот образ жизни. Я считаю, этот период сгубил очень много хороших людей, в том числе и Аркадия».

К 80-му году Аркадий Северный записал сотни километров магнитофонной пленки. Его слушает вся страна. Артист такой популярности стал бы уже миллионером, но Север-ный вынужден ночевать где придется, у него ни кола, ни двора. Вокруг случайные знакомые, с которыми он тратит все деньги, полученные за подпольные концерты.

Владимир Ефимов: «Один раз с ним ехали вместе в трамвае. Я жил на Охте тогда с родителями на квартире. И он говорит: „Володя, а хочешь, покажу, где я буду ночевать сегодня?” Я говорю: „Ну покажи”. Мы пошли мимо 9-этажного дома, зашли в подъезд, он показывает: „Вот на этом радиаторе я буду сегодня ночевать”».

Виктор Смирнов: «Жизнь бродячего музыканта, ну что сказать, – водка, нет семьи. Вот единственная отдушина – собрались, попели, что-то там записали, выпили».

Над тобой синий дождь Ленинграда,

Надо мною лишь небо Москвы.

Почему же ты письмам не рада,

Почему же мы стали на «вы».

В 1979 году первый импресарио Аркадия Северного Рудольф Фукс эмигрирует в Америку.

Рудольф Фукс: «У меня была идея забрать его с собой. Для этого его нужно было женить на ком-то. И даже подобрал я кандидатку. Но перед самым моим отъездом он пропал, как оказалось, запил. И поэтому пришлось уехать без него, поэтому так и не попрощался с ним».

Галина Львовская: «Я познакомилась с Аркадием Дмитриевичем Северным в августе 1979 года, и прожил он у меня в квартире по 11 апреля 1980 года до дня его смерти. Я его первый раз увидела и была просто шокирована его внешним видом, состоянием здоровья и очень удивилась, что в таком теле, тельце, можно сказать, такой сильный голос, откуда это у него взялось… Сам не имея ничего за душой, кроме полиэтиленового пакета с нижним бельем».

Евгений Кадников: «Ну он похудел, осунулся и весил килограммов уже 44. Я ему задал вопрос: „А вот что ты с семьей не живешь?” – „Ну вот, Женя, так получилось, я ушел”. Я говорю: „Вот надо бы тебе возвратиться в семью и на домашнем питании быть”. Но не больше этого. Вот такая, понимаете, жизнь. Он жил музыкой, он жил этими песнями».

Вьюжится от холода ночь,

Затерялся месяц во мгле,

И никто не сможет помочь

Отыскать тебя в тишине.

О последних днях Северного сложилась легенда. Северный стал шабашником-обойщиком. Эти люди зарабатывали на водку обшивкой входных дверей из ДСП дерматином. Однажды вечером в подвале, где жили обойщики, Северному стало плохо. Бригада испугалась, что делать с больным. И они закололи Аркадия Северного ножом. Так он и умер.

Сергей Соколов: «Где-то после последнего концерта в феврале 80-го года он подходит и говорит: „Петрович, сделай мне фотографию на память, чтоб без микрофона, без фона там”. Ну, значит, я приезжаю, он нормальный: не подстрижен, не привел себя в порядок. Говорит: „Брось ты, на могилку и так пойдет”. Хорошо, нашли простынь, тут я его необязательно только в фас и в профиль, я его по-разному. Он руками размахивает, что-то рассказывает: „Такой, свободной съемки фотографию обязательно мне на памятник”. Говорю: „Ты что ж собрался, Аркаша”. Но я уже знал от Львовской Галины Павловны, что он плоховато себя чувствует. Но здесь на концертах незаметно было».

Галина Львовская: «Коленки трясутся, потому что, насколько я узнала, у него был инфаркт до этого, он в Москве его, правда, перенес. Ну и представляете состояние человека, когда он даже не мог передвигаться в районе квартиры, пройти 200 метров по улице один, и всегда хотел, чтоб была какая-то поддержка, кто-то рядом шел. В последнее время грустный он: не жаловался, но говорил, что плохо себя чувствует: „Я устал, я устал”. И соответственно репертуар весь, который он в последнее время пел, – грустные песни. В основном „Свечи”, вот почему-то ему нравилось „Сгорая, плачут свечи…”»

Дождь