Британские интеллектуалы эпохи Просвещения: от маркиза Галифакса до Эдмунта Берка - Максим Ковалев

Хотя литератор по – прежнему одобрял конституционное устройство Англии, однако теперь он подвергал критике систему государственного управления, подчеркивая: «Вся правительственная машина» в стране вращается на «двух шарнирах» – наградах и наказаниях407. Свифт все еще придерживался того взгляда, что личность монарха священна и никогда не должна подвергаться критике. Между тем еще в бытность свою торийским памфлетистом, он неодобрительно высказывался по отношению отдельных действий королевы. И когда в декабре 1711 г. она издала указ о введении в палату лордов одновременно двенадцати новых пэров для того, чтобы усилить позиции тори при голосовании, Свифт подобный поступок назвал «из ряда вон выходящим», заявив, что «меры, на которые решился двор», ему явно не по душе. Впрочем, острие своей критики просветитель чаще всего предпочитал направлять на фаворитов и сановников королевы. Во всех просчетах управления он винил тех, кого монарх назначал на должности. «Три короля объявили мне, – писал Свифт в «Путешествиях Гулливера», – что за все их царствование они ни разу не назначили на государственные должности ни одного достойного человека, разве что по ошибке или вследствие предательства какого – нибудь министра, которому они доверились;.. они доказали мне, что без развращенности нравов невозможно удержать королевский трон, потому что положительный, смелый, настойчивый характер, который создается у человека добродетельного, является постоянной помехой в государственной деятельности»408.

Что же представляли собой, на взгляд Свифта, высокопоставленные чиновники, которым доверялось управление страной? В памфлете «Размышления по различным поводам» литератор писал: все эти «продажные люди» совершенно непригодны для хорошего правителя. Они преследуют личную выгоду и совсем не беспокоятся об интересах общества. «На действия кабинета чрезмерное влияние оказывают личные счеты, – читаем в его дневнике, – а между тем, они нисколько всем этим не обеспокоены и так беспечны и веселы, словно никакое бремя не отягощает их сердца и плечи»409. Моральные качества сановников также оставляли желать лучшего: герцога Мальборо и члена парламента Роберта Уолпола обвиняли во взяточничестве, государственный секретарь Болингброк не прочь подцепить «какую – нибудь шлюху», а на следующий день будет заседать в кабинете министров в присутствии королевы как ни в чем не бывало. «Уж так водится в свете», заключал Свифт410.

В «Путешествиях Гулливера» литератор обращал внимание на тот факт, что при выборе кандидатуры на должность мало внимания обращается на «умственные дарования» претендента, и потому в Англии «самые высокие люди» обыкновенно наделены умственными способностями «в наименьшей степени». Чтобы снискать милость великих мира сего и их фаворитов, необходимо прибегнуть к подкупу, лести и сводничеству. Для получения высокой должности в стране совсем не требуется обладание какими – нибудь достоинствами или добродетелями. Вероломство, давление, подкуп, обман, сводничество – все идет в ход ради собственного обогащения, приобретения титулов и состояния. Одни своим величием и богатством обязаны «содомии и кровосмешению, другие – торговле своими женами и дочерьми; третьи – измене своему отечеству или государю, четвертые – отраве, а большая часть – нарушению правосудия с целью погубить невинного», – заявлял Свифт в «Путешествиях Гулливера»411.

Среди сановников главное место принадлежало первому министру. Его собирательный образ Свифт также представил в своем знаменитом произведении. Государственный министр, на его взгляд, является «существом совершенно не подверженным радости и горю, любви и ненависти, жалости и гневу; по крайней мере он не проявляет никаких страстей, кроме неистовой жажды богатства, власти и титулов,.. он пользуется словами для самых различных целей, но только не для выражения своих мыслей,.. он никогда не говорит правды иначе как с намерением в тех случаях, когда хочет выдать свою ложь за правду».

Свифт указывал три способа, с помощью которых достигался пост первого министра. «Первый способ – умение благоразумно распорядиться женой, дочерью или сестрой; второй – предательство своего предшественника или подкоп под него; и наконец, третий – яростное обличение в общественных собраниях испорченности двора». Причем, подчеркивал литератор, мудрый государь, конечно же, отдаст предпочтение тем, кто применяет последний способ, «ибо эти фанатики всегда с наибольшим раболепием будут потакать прихотям и страстям своего господина». Какую же политику станет проводить такой министр? На этот вопрос Свифт дает исчерпывающий ответ: «Достигнув власти, министр, в распоряжении которого все должности, укрепляет свое положение путем подкупа большинства сенаторов или членов большого совета, в заключение оградив себя от всякой ответственности особым актом, называемым амнистией,.. он удаляется от общественной деятельности, отягченный награбленным у народа богатством»412. Не вызывает сомнений, что подобный обличительный портрет первого министра Свифт мог представить исключительно потому, что был близко знаком со многими королевскими министрами, и в первую очередь Робертом Харли. Очевидно, просветительские взгляды Свифта формировались под влиянием той активной политической деятельности, которую он вел в бытность свою сотрудничества с партией тори.

Критически высказывался Свифт и о представителях законодательной власти – членах обеих палат парламента. Он подчеркивал, что возведение в звание лорда нередко вызвано «прихотью монарха, деньгами, предложенными придворной даме или первому министру, или желанием усилить партию, противную общественным интересам». Члены высшей палаты порой не всегда основательно знают законы своей страны, что не мешает им, однако, решать в качестве высшей инстанции дела своих сограждан. Нельзя сказать, чтобы лорды были чужды корыстолюбия, партийности и других недостатков, или чтобы на них не могли подействовать подкуп, лесть и тому подобное. Не лучшее зрелище представляли духовные лорды, которые также входили в высшую палату. Свифт сомневался в том, что епископы возводились в свой сан исключительно благодаря своему глубокому знанию религиозных доктрин и собственной «святой» жизни. Просветитель не сомневался в том, что многие из них, будучи простыми священнослужителями, угождали «мирским интересам», а порой среди них встречались «растленные капелланы» какого – нибудь вельможи, мнению которого они продолжали раболепно следовать и после того, как получали доступ в парламент413.

Члены низшей палаты в изображении Свифта представлены не лучше. В палату общин, писал он в «Путешествиях Гулливера», нередко попадал «чужой человек, с туго набитым кошельком», который оказывал давление на избирателей, «склоняя их голосовать за него вместо их помещика или наиболее достойного дворянина этой местности». Свифт подчеркивал, что многие депутаты «страстно стремятся попасть в упомянутое собрание», хотя сами постоянно твердят, что пребывание в нем «сопряжено с большим беспокойством и издержками, приводящими часто к разорению семьи, и не оплачивается ни жалованием, ни пенсией». Но вряд ли подобная «жертва» диктовалась «добродетелями» или «гражданственностью» членов парламента, высказывал сомнение литератор. Он был убежден в том, что скорее всего члены палаты общин стремились «вознаградить себя за понесенные ими тягости и беспокойства путем принесения в жертву общественного блага намерениям слабого и порочного монарха вкупе с его развращенными министрами». Сравнивая римский сенат с английским парламентом, Свифт подчеркивал, что в то время, как первый «казался собранием героев и полубогов», второй являл собой сборище «разносчиков, карманных воришек, грабителей и буянов»414.