Мост бриллиантовых грез - Елена Арсеньева

Кажется, Фанни была права, он и в самом деле псих. Везет ейна психов. Константинов, теперь этот… А впрочем, Фанни права и в другом: нынчередкость – человек нормальный. Все мы – психи, каждый в своем роде, но общаястатистика от этого не меняется!

С каждым шагом Илларионов обнимал Эмму все крепче. Теперьона шла впереди и при ходьбе касалась бедром чего-то твердого, выпуклого. Ох тыбоже мой…

Фанни точно права: он натуральный маньяк!

– Так я чувствую себя более защищенным, – невинно пояснилИлларионов, ощутив, как напряглась Эмма. – Чем я ближе к вам, тем меньшешансов, что ваш сынуля начнет в меня стрелять.

Они вышли из павильона. Солнце несколько померкло, ижаворонок умолк, но запах сена сделался еще свежее, еще слаще. У Эммы ещесильнее перехватывало от него горло. Куда до него всяким там «Барбери»!

– Чертовски хорошо, – прошептал Илларионов, стиснув плечиЭммы как бы в порыве восторга. – Ну просто сказка, верно?

Она попыталась вырваться:

– Все, дальше вы пойдете один. Я останусь здесь и задержуего, если он попытается выйти из павильона. Как можно скорей добирайтесь домашины и уезжайте!

Илларионов, казалось, и не собирался ее выпускать из своихрук и продолжал вести перед собой, спустившись с мостков прямо на зеленую,невероятно зеленую, ухоженную травку ипподрома.

– А срывание всех и всяческих масок, обещанное вами? –сказал он, и руки его сжали ее плечи еще сильнее.

– Мне больно, пустите!

– Ничего страшного, – хладнокровно промолвил Илларионов. –Лучше не дергайтесь, а то будет еще больнее. Вы поедете со мной. Спокойно! Мойпистолет ближе, чем пукалка вашего сына. – И снова в бедро Эммы уперлось что-тотвердое и выпуклое.

Так это всего-навсего пистолет…

Она обернулась через плечо.

Черная фигура вырвалась из дверей павильона и теперь бежалапо полю, приближаясь к ним.

– Скорей! – крикнула Эмма, и Илларионов, мгновенносообразив, в чем дело, не тратя время на оглядывания, рванулся бегом,перехватив ее за руку и таща за собой.

Стоянка… Серебристый тихий зверь «Порше». Пискнуласигнализация. Дверь открылась, Илларионов втолкнул Эмму в салон, захлопнулдверцу, обежал машину, вскочил сам. Она толкнула было свою дверцу, чтобывыпрыгнуть из машины, но замок был заблокирован. И мотор уже работал.

Автомобиль развернулся, помчался вперед. Эмма оглянулась,ловя сквозь заднее стекло скачущую картинку. Черная фигура бежала по полю,вытягивая руку, которая казалась слишком длинной из-за черного предмета,который сжимали пальцы.

Из павильона вывалились несколько секьюрити, помчались заним, что-то крича. Юноша в черном споткнулся, упал, на него навалились,выкручивая назад руки. В это время автомобиль повернул на главную дорогу, ипрелестный замок, в котором размещался главный офис ипподрома, скрыл от Эммыпроисходящее на зеленом поле.

Он закрыла лицо руками, прижалась к спинке сиденья. Нет, сним не должно случиться ничего плохого, твердила она себе. Он не вооружен. Вруках у него была просто палка или что-то в этом роде. Он скажет, чтоиспугался, увидев, как этот господин подталкивает перед собой какую-то женщину,решил, что тот собирается ее похитить. Его примут за помешанного и отпустят. Незахотят связываться с чокнутым русским. Он же не нелегал какой-нибудь, виза унего в порядке, еще месяц действительна. Будем надеяться, мальчик не забылвзять с собой паспорт. Эмма же сказала ему, чтобы не забыл!

– У него хоть есть разрешение на ношение оружия? – спросилИлларионов.

– Есть, – глухо пробурчала Эмма, не поднимая лица. – Досталгде-то за большую взятку. В разрешении сказано, что он служит в числе охраныодного богатого русского по фамилии Илларионов.

– Что?.. – Илларионов так и покатился со смеху. – Значит,парень – мой охранник… Лихо придумано! Ну и наглецы же вы с сыном! Полагаю, выпринимали участие в разработке этой затеи? А ведь вы не выглядите циничной,жестокой. Вы кажетесь такой…

– Слабой, неуверенной в себе? – усмехнулась Эмма. – Выправы, это так.

– Ну, бросьте, слабой я не назвал бы вас даже с закрытымиглазами, – оценивающе глянул на нее Илларионов. – Вы выглядите… запутавшейся.Не знающей, куда идти дальше. И очень усталой от всего того, во что оказалисьзамешаны.

Эмма резко вскинула голову и уставилась прямо перед собой,ничего не видя от мгновенного шока.

– Ладно, если полиция обратится ко мне, я подтвержу этучушь, – проговорил Илларионов. – Может, и проглотят. Французские полисьеудивительно доверчивы, особенно когда речь идет о загадочной славянской натуре.Неохота им с нами связываться, мы ж такие…

– Подтвердите? Почему? – перебила Эмма, поворачиваясь кнему.

– Ну вы же сказали, что он пытался мстить мне за отца, –пожал плечами Илларионов. – А я, чтоб вы знали, всегда восхищался Гамлетом. Нопри этом никогда не осуждал королеву. Женщина всего лишь игрушка для мужчины,она приспосабливается к ситуации или приспосабливает ее для своей пользы.Королева выживала как могла, Шекспир слишком сурово наказал бедняжку. Впрочем,он пытался дать ей шанс, ее предупреждали: «Не пей вина, Гертруда!»

Значит, женщина всего лишь игрушка для мужчины? Ну-ну…

– Куда мы едем, к вам или ко мне? – спросил Илларионов посленедолгого молчания.

– Что?!

– А что такого? Нам нужно поговорить. Вы обещалиобъясниться. Не надейтесь, что я стану выгораживать вашего оболтуса, не получиввзамен подробнейшего рассказа об всем, и прежде всего о том, как вы меня нашли,как смогли подобраться ко мне столь близко.

«А вот этого тебе лучше не знать, не то твои взгляды наженщину претерпят слишком болезненную ломку!»

– К вам я не поеду, – глухо сказал Эмма. – Я видела ваш дом.Мне там не место.

– Это еще почему? – вскинул брови Илларионов.

– Не того поля ягода. Не впишусь в интерьер. Вот эта ваша…рыжая… это да!

– О, так вы и адрес знаете, и Катрин видели? – Илларионовпокачал головой. – Далеко забрались. Кстати, Катрин уверяет, будто волосы у неезолотистые. Хотя, пожалуй, она и в самом деле рыжая. Даже вульгарно-рыжая. Какя раньше не замечал? Но зря вы считаете, что не вписались бы в мой интерьер.Хотя как угодно, мое дело предложить, ваше дело отказаться. Тогда едем к вам?Какой адрес?