Мост бриллиантовых грез - Елена Арсеньева

Эмма умирала от зависти. Вот удается же этой Бабалене бытькрасивой, и еще молодой, и яркой, и сияющей – такой, что ее скорее примешь застаршую сестру Мамаполины, чем за бабушку двух внучек, но при этом она твердостоит на земле, она не гоняется за призраками, она благополучна, спокойна, вней нет ни тени раздражения, ее не бьет нетерпеливая дрожь игрока, которыйпоставил на карту все, что мог, и должен сейчас выиграть или проиграть, ей немерещится в конце жизненного тоннеля некая осина, трясущая мелким листом, накоторой качается веревочная петля, ибо всякого предателя непременно ждетвозмездие на этом свете и на том…

Эмма завидовала этой Бабалене самой черной завистью всюдорогу до ипподрома. Но когда вышла из автолайна и направилась по дощатомупомосту к белым шатрам, раскинутым посреди огромного зеленого поля, когдазаслышала в вышине песню жаворонка, вдохнула непередаваемый, ни с чем несравнимый запах свежескошенного сена, она вдруг спросила сама себя: ну чего тыдергаешься, подруга? Может, того света никакого и нет, и никого не ждет тамвсевышний судия с перечнем грехов, за которые непременно придется понестинаказание. И вообще, почем ты знаешь, не исключено, что на эту Бабалену всеголишь надета маска счастья и благости, а на самом деле у нее сердце рвется начасти, потому что она грезит о каком-нибудь недоумке, который ей в сыновьягодится, и не знает, где он сейчас и с какой очередной юной красоткойнаправляется в постель. Воистину, у каждого в шкафу свой скелет, а от любви,как и от смерти, никто не застрахован!

Фанни ушла вчера от нее поздно, и Эмма не поехала наОберкампф, а решила остаться ночевать на своей конспиративной явке на рю деПрованс. И горько об этом пожалела: всю ночь на респектабельной улице буяниликакие-то перепившиеся поляки из близлежащего отеля, орали, пели, а урезонить ихбыло некому. Французская полиция, как известно, бдительна только при свете дня.Днем на каждого парижанина приходится, кажется, по несколько полисье, какпеших, так и посаженных на велосипеды, автомобили или поставленных на роликовыеконьки, ну а ночью – гори все огнем, однако полиции не дождешься!

Хотя нет, насчет «гори огнем» – это неправильное выражение.Парижские пожарные – самые мобильные и отзывчивые пожарные в мире. Привнезапных родах люди частенько звонят не в «Скорую», которая может приехатьочень даже не скоро, а именно к саперам-помпье (пожарным, стало быть), которыеявляются мгновенно.

Может быть, нужно было вызвать вчера их, чтобы утихомирилиполяков? Жаль, никто не додумался…

Впрочем, не только из-за буйства братьев-славян Эмма почтине спала ночь. Ей снился Валерий Константинов – такой, каким он был, когдарешил уйти от нее. Сцена, которую он ей устроил, снилась. И все те кошмарныеоскорбления, которыми он ее осыпал на прощание, тоже. Потом-то они сновапомирились и решили если не жить вместе, то хотя бы остаться друзьями,сохранить цивилизованные отношения. Эмма знала, что Валерию будет трудно безнее, без ее поддержки, ума, способности к неожиданным решениям, которые ипомогали худо-бедно выживать его фирме. Он-то все хуже себя чувствовал –шизофрения, которая начала у него развиваться после находки бриллиантов,одолевала. Константинов нипочем не хотел лечиться, и Эмма боялась, что во времяобострения приступа он может что-нибудь сделать… да ладно бы только с собой,главное – с бриллиантами, которые были смыслом существования всей «семьи»,включавшей обеих жен Валерия и сына. Они ведь тогда еще не знали, где он ихпрячет! И имели все основания опасаться, что никогда этого не узнают. Галинапыталась выводить Константинова из обострений сама, она ведь знала, как этоделается, не раз делала это в больнице. На какое-то время у Валерия наступалопросветление – он становился добр, приветлив, заботлив. Но потом чернаямеланхолия, мизантропия и ненависть к самым близким людям, а прежде всего – ксыну, снова завладевали им…

Вырвавшись уже под утро из очередного кошмара (надо же, чтоприснилось: Галина делает Валерию внутривенные инъекции, а Эмма и Романпомогают удерживать его бьющееся в безумии тело), она решила больше не спать.Она ждала звонка от Романа и дождалась-таки. И как только Эмма услышала егоголос, как весь тот план, который они вчера так тщательно продумали с Фанни, –скандальный план «захвата» Лорана, Андрея Илларионова, – показался ей наивным,никчемным и обреченным на провал. Какая, к чертям, Людмила Дементьева! Онаничего не значила для Илларионова ни в жизни, ни в смерти. Не на это нужноделать ставку! В голове тотчас высветился другой план: рискованный, опасный,дерзкий… У Эммы даже снова мурашки по телу побежали от восторга, когда онапредставила себе, как это может быть! И если получится… если все получится, онанаконец примирится сама с собой и обретет свободу от всех своих обязательств.Отдаст все долги и получит… то, что другие должны ей.

Роман не мог много говорить, он ведь звонил от Катрин, иЭмма тоже спешила. Они кое-как обменялись новостями и простились, Эмма даже неуспела напомнить, чтобы он непременно уничтожил в портабле всякое напоминаниеоб этом звонке, чтобы Катрин ничего не заподозрила. Ну да, наверное, до этогоон способен додуматься и сам!

Поглядевшись в крошечное косое зеркало над раковиной присвете тусклой лампочки, которая освещала комнатку-конуру, Эмма дажезажмурилась. Случалось ей выглядеть плохо, но сегодня – что-то особенное! Нет,не в свою постель повезет ее Андрей Илларионов, а в приют для престарелыхпсихопаток. Там ей самое место!

С этой тягостной, уничижительной мыслью она прилегла «еще наминуточку» и только каким-то чудом открыла глаза в час дня. На сборы иморальную подготовку у нее оставалось всего ничего.

Она всегда с удовольствием ловила свое отражение взеркальных витринах, благо в Париже почти все витрины – зеркальные (вотблагодать-то для женщин!), однако сегодня, пока спешила в метро, Эмма стараласьв них не заглядывать. И только под голубым небом Лонгшамп, только под пениежаворонка избавилась наконец от страха перед будущим.

Да ладно, как будет, так оно и будет. Либо кривая вывезет,либо… Либо все останутся при своих.

Метрах в пятидесяти от входа в павильоны находиласьавтостоянка. Солнце играло на капотах автомобилей, среди них было несколькосеребристых, но на таком расстоянии Эмма не могла определить, есть ли среди них«Порше».

Эмма купила билет (эта выставка и впрямь не для бедных, вход– тринадцать евро, почти в два раза дороже, чем в знаменитые Лувр и д’Орсе) ипрошла мимо рецепсьон, где ей вручили каталог выставки. Нашла в перечне стенд406. Вот, в самом деле здесь представлены экспонаты из салона ДоминикаХьюртебрайза. И подробная аннотация на каждую картину, на каждый предметобстановки или ювелирное украшение. Эмма все внимательно прочла, но необнаружила ни слова упоминания ни о каких «старых голландцах».