Форс-мажор. Рассказы - Олег Михалевич

– Хорошо сказано! – одобрил хозяин, вставая и одним движением сдирая с себя неуместный в такой обстановке галстук. – А теперь пора эти мускулы как следует разогреть. Все остальное потом, потом, потом…

В бане тоже все было, как полагается. В большой деревянной кадке парились в свежем кипятке березовые и дубовые веники, лихач-водила в одночасье преобразился в усердного банщика, каменка отдавала вкусным хлебным запахом. После первого захода, легкого, для первичного разогрева, без веника, было где посидеть за кружечкой кваса, закрутив распаренные тела в простыни, как римские патриции.

– Летом у нас шикарно, – похвалился-посетовал Полудубов. – Из парилки выскочишь – и на желоб, прямо в озеро, а водичка там ох ядреная! Вылезаешь из воды – сам себе хрустальным кажешься. Тронь – зазвенишь. Приедешь к нам летом, ко второй очереди – не пожалеешь.

– Да я и так не жалею!

Юра легко и весело рассмеялся. Жизнь удалась как нельзя лучше – и вся, до последней запятой, вылеплена была собственными руками. Даже учеба в Кембридже на долю от продажи отцовской квартиры была его выбором, который сестра поддержала безоговорочно, с неизменной верой в младшего брата. И не ошиблась. Вся дальнейшая карьера инвестиционного банкира подтверждала это, а последняя инвестиция в крупный российский завод в особенности.

– Погоди! – все еще убеждал в чем-то Полудубов. – Ты пока настоящей сибирской бани не попробовал. Парильщики у нас… ну да сейчас сам поймешь. До Ильиничны им, конечно, далеко, вот если она в руки веник возьмет… ну это уже для любителей экстрима! Но и парни неплохи, неплохи. А вот, кстати, и они, как черти из табакерки. Так что, если готов – давай, тебя как гостя первого уважим.

– Не откажусь!

Первый жар уже сошел, и нагретое тело было вполне готово к новой процедуре. Расправив плечи, Юра подошел к кадке с вениками, но один из банщиков, молодой жилистый парень на вид не старше двадцати пяти, остановил его:

– Извините, инструмент – это моя забота. А вы идите, ложитесь.

Банщик не предлагал – указывал, как делают уверенные в себе мастера, и Юра послушно, подчиняясь отработанному, очевидно, ритуалу, кивнул:

– Как скажешь…

У дверей в парилку он все же остановился и с интересом посмотрел, как парень, перебирая в кадке дубовые, березовые и можжевеловые веники, взвешивает их, примеряя к руке, словно художник кисть или хирург скальпель. Отобрав наконец сразу два веника, наиболее точно соответствующих предстоящей операции, банщик встряхнул их особым, артистичным движением и передал напарнику, кажется, тому самому лихачу-водиле. В парилке Юра надел войлочную шапку, лег на широкий полок, и его тело, уже размякшее, еще хранящее тепло первого захода, начало быстро впитывать новый жар раскаленной печи. Затем в парилку вошел молодой банщик по имени Паша, и по его команде Юра послушно перевернулся на живот так, чтобы лицо зарылось прямо в душистую дубовую листву веника.

Тело Юры замерло в предвкушении таинства банного обряда. И он начался с легкого покалывания едва касающегося спины веника (можжевелового, догадался Юра). Мягкие иголки, словно подразнивая, скользили от пяток до основания шеи и обратно. Потом движения участились, прикосновения перешли в легкие, но постепенно усиливающиеся пошлепывания, и уже без покалывания – очевидно, банщик сменил веник на дубовый или березовый. Теперь по телу катились обжигающие волны – они сталкивались, расплескивались, проносились стремительными вихрями. И каждый новый вихрь веник, как молот сваи, вбивал в самую глубь организма. Но и это оказалось еще только прелюдией! Банщик велел сесть, и Юра перебрался на полку ниже, но ближе к раскаленным камням, источающим устойчивый запах эвкалиптового масла, и только теперь обнаружил, что на самом деле банщиков двое. Теперь они могли подобраться к нему с двух сторон.

– Вы скажите, если вам будет трудно выдерживать нашу баню, – сказал один из парильщиков.

Юра кивнул и подумал, что скорей не выдержат эти бравые парни, которым кажется, что только они, сибиряки, и способны на что-то, куда до них москвичам… Он поднял руки, словно Христос на кресте, и сразу четыре веника заплясали по его спине, груди, рукам, животу, охватывая тело раскаленным коконом. Это было уже не удовольствие, а игра на выживание. Частью мозга Юра понимал, что ему более чем достаточно, но непонятная гордыня удерживала его на месте. В какой-то момент банщик, кажется Паша, четко ситуацию Юра уже не воспринимал, притормозил и спросил, может, хватит, и Юра нашел в себе силы как бы задуматься ненадолго, чтобы потом снисходительно кивнуть – мол, ладно, я же понимаю, что вам работать вениками больше невмоготу, так что давайте закончим…

Голова кружилась. Юра шагнул к дверям, схватился за ручку, чтобы не упасть, вышел наружу. В тот же миг вылетевшие следом банщики подхватили его под руки, подвели к стенке, об которую он по их команде с облегчением оперся, обдали сверху двумя ведрами ледяной воды, и на миг ему показалось, что вода, едва коснувшись его тела, с шипением испаряется, как от прикосновения к раскаленному утюгу.

– Все хорошо? – спросил банщик, передавая чистую простыню, и Юра в ответ поднял большой палец.

– Лучше не бывает. Спасибо огромное.

Его все еще покачивало, загнанный внутрь жар по-прежнему рвался наружу. Хорошо натопленные помещения тоже не давали телу нужного отдохновения. «Сейчас бы в прорубь с головой», – вслух подумал он, и банщик услышал его.

– На озере метровый лед, а сверху еще и снега столько же, не пробиться. До мая простоит.

– Это понятно. А так, если в снегу поваляться, это куда?

– Снега у нас хватает. Вот по коридорчику, во вторую дверь. Осторожней только, мороз на улице, а дверь…

Но Юра уже не слушал. В несколько движений преодолев невеликий коридорчик, он быстро разобрался с простым замком-защелкой, рванул на себя дверь, шагнул навстречу ледяному, да какому ледяному, просто освежающему, как показалось в первый момент, воздуху и, не задумываясь, нырнул в пушистую снежную благодать. Жар и холод вступили в битву, и ее полем стало его тело. По переднему краю обороны, по коже словно защелкали крохотные ледяные снаряды, и она напряглась, натянулась, моментально выстроив линию обороны, тело взбодрилось, быстро подтягивая скрытые, неведомые даже самому его владельцу силы. Мощный хор куража заглушил робкий голосок осторожности; резервные батальоны очнулись от долгой спячки и рванулись в бой. Юра в непривычном диком восторге катался в снегу, подбадривая себя воинственными вскриками, и голос его ухал, отскакивал от заиндевелых кедров и уносился куда-то ввысь, к мерцающим в высоком небе звездам.

Наконец, взбодренный до некуда, готовый к новым радостям банной жизни, Юра выбрался из сугроба, подбежал к двери и рванул ручку. Дверь не открылась.

В первое мгновение, еще не веря в очевидное, он подергал дверь сильней, постучал в нее кулаком и даже крикнул в полный голос, призывая на помощь, но ответа не дождался – просто невозможно было дожидаться чего-то, стоя обнаженным на тридцатиградусном морозе. Ожесточенно размахивая руками, он рванул со всех ног вокруг здания, к главному входу, схватился за массивную ручку спасительного убежища, потянул на себя, но и эта дверь не поддалась.