Форс-мажор. Рассказы - Олег Михалевич

Юра, не отрывая взгляда от далекого горизонта, на ощупь отыскал свой стакан и сделал новый глоток.

– А бог его знает.

Отец Афанасий старался изо всех сил. Хотя задание проследить, чтобы на VIP-стоянку попадали только те, кому она предназначалась, казалось для него не совсем правильным. В соборе он служил недавно, людей не знал. Мысль, что послали его как самого молодого в храмовой иерархии потому лишь, что никому более не хотелось в этот день пропускать службу, он отгонял. Сомнения идут от лукавого. Уж если досталось такое испытание, значит, на то воля Божья.

Впрочем, и это, не такое уж обременительное задание подходило к концу. Низкое солнце пробурило отверстия в тяжелых тучах и поливало еще влажную после недавнего дождя землю ослепительными лучами. Отраженные в лужах, солнечные зайчики плясали по стеклам автомобилей, по витражам храма, слепили прохожих. Да и вообще создавали ощущение праздничности – видно, сам Господь решил подарить своим служителям радость в такой день.

На стоянке оставалось лишь одно место, самое козырное. Большой черный джип отец Афанасий даже не воспринял всерьез. Машина с большой лебедкой на переднем бампере и выхлопной трубой, выведенной прямо на крышу, нахально вкатила на парковку и остановилась. Больше всего она походила на служебный транспорт какой-нибудь спасательной службы. Отец Афанасий шагнул навстречу, чтобы немедленно навести порядок, но в последний момент замешкался. Трое мужчин неторопливо выбрались наружу. Возрастом с виду они были лет от сорока до пятидесяти, но могли быть и старше. Отец Афанасий, сам лишь двадцати двух лет от роду, имел уже случай убедиться, что люди состоятельные и хорошо ухоженные нередко выглядят намного моложе своего возраста. Одеты они были в темные, хорошо сидящие костюмы, очень уж несочетающиеся со скромным облачением обычных посетителей храма. Один из них распахнул багажник, вытащил огромный букет белоснежных роз, передал цветы ближайшему из своих сотоварищей, лацкан его пиджака при этом слегка задрался, и на солнце ослепительно сверкнула золотая запонка.

Отбросив сомнения, отец Афанасий расплылся в улыбке, перекрестился и широко развел руки.

– Проходите, проходите, гости дорогие, владыка будет рад видеть вас в такой день.

Кафедральный собор был переполнен. Юбилей праздновали широко. Для многочисленных высоких гостей с различных концов православного мира на трое суток арендовали пятизвездочную гостиницу рядом с собором. В самом роскошном зале города напротив городской мэрии заказали банкет на двести человек. Семидесятилетний владыка сам проводил служение, начав с заутрени, а сейчас было уже шесть вечера, заутреня после небольшого перерыва плавно перешла в литургию, а владыка вновь и вновь выходил к пастве.

Новые гости кое-как протиснулись в храм и встали неподалеку от входа. Каминский-Артамонов и Градов перекрестились, а Варламов неопределенно двинул руками, тем более что обе они были заняты увесистым букетом, и приготовился к долгому ожиданию, которое в православных храмах приравнивают к смирению. Не слишком вслушиваясь в слова молитвы, он больше наблюдал за лицами окружающих. Все глаза были устремлены в сторону амвона. Такие лица, отражающие восхищение, восторг и умиротворение одновременно, бывают у влюбленных, и Варламов почувствовал что-то вроде укола ревности. Собравшиеся здесь люди, забыв о повседневных делах, о заботах и немощах, терпеливо выстаивали многочасовую службу, с благоговением внимая каждому слову владыки, облаченному в позолоченную парчовую мантию. С благоговением, то есть воспринимая сказанное как догму, как откровение, как непреложную истину, не подверженную ни малейшим сомнениям.

Чтобы не помять розы в толпе, Варламов поднял бутоны цветов выше головы и, снимая нагрузку с рук, прислонил мощные стебли к плечу. Владыка говорил о присущем каждому от природы человеческой религиозном чувстве. Которое, однако, не всякому дано распознать, и потому те, нераспознавшие, обращают его на ложных кумиров. Разве это не затаенное религиозное чувство, вопрошал владыка, когда массы молодежи на концертах поп-звезд раскачиваются в экстазе или приходят в фанатичное неистовство на трибунах стадионов, наблюдая за футбольным матчем. Вместо того, чтобы думать о… Дальше Варламову стало неинтересно. Двадцать лет назад по делам бизнеса он едва не каждую неделю перемещался в спальном вагоне в Москву и обратно. Поездки планировались спонтанно, но он приноровился в последний момент выкупать в переполненном поезде билеты для VIP-персон. Церковные иерархи в стольный град ездили часто, и он несколько раз разделял купе с митрополитом, который в то время был на несколько церковных рангов ниже, любил хорошо выпить и закусить и тем, даже самых запретных, не чурался. За дискуссией под бутылку хорошего армянского коньяка дорога пролетала незаметно. Ох, если бы он поднял тему о врожденном религиозном чувстве тогда…

Отключившись от проповеди, Варламов начал мысленно подбирать аргументы к вкусному теологическому спору, и его лицо тоже озарилось, приходя в соответствие с окружающими ликами, когда стройное течение мысли внезапно прервало появление вездесущего отца Афанасия, избавленного наконец от необходимости следить за наполненной до предела автостоянкой.

– Что же вы тут стоите, с краю! – посетовал он. – Пожалуйте за мной, к амвону.

– Да ничего, не беспокойтесь, мы и тут подождать можем, – проявил соответствующую случаю скромность Каминский-Артамонов. Голова его возвышалась над окружающими, благодаря чему его, наверное, и углядели с амвона. Или, скорее всего, заметили огромный куст белоснежных роз, а уже рядом с ним голову важного церковного спонсора.

– Ни в коем случае! – ужаснулся Афанасий, уже получивший от настоятеля храма нагоняй за то, что не отвел гостей на приличествующее их положению место. – Владыка непременно захочет с вами пообщаться лично.

– Если владыка приглашает, надо идти, – заявил Градов как наиболее авторитетный знаток дел церковных. Впрочем, не только церковных. В городе Градов, как правило, появлялся внезапно, без долгих упреждений, да каких там упреждений, просто звонил вдруг на мобильный и говорил, что будет через час или два в аэропорту или на вокзале, и Варламов бросал все дела и ехал на вокзал или в аэропорт, уже понимая, что течение его жизни опять повернется в нежданную сторону. Градов, как океанский лайнер, вторгался в устоявшиеся воды провинциальной жизни и словно пробивал в них фарватеры, ведущие в новые и новые сферы. Казалось, он был интересен всем, и ему – в свою очередь – были интересны все. Сегодня это были крупные предприниматели, завтра – артисты театра или художники, а за ними уже стояли в очереди политики или спортсмены, писатели или ликвидаторы чернобыльской аварии. Последняя метаморфоза произошла с Градовым, как всегда, внезапно и стремительно. «Ты же любишь неожиданные места», – сказал он Варламову тремя годами ранее, и они поехали в подземный храм на территории женского монастыря. Ничем особенным мрачное, невесть для каких целей выстроенное помещение с потаенным входом, в которое допускались лишь избранные, впечатления на Варламова не произвело, а вот то, что святая святых показали именно им, поразило. Судя по всему, именно такого эффекта, поразить высокого гостя, и добивался лично проводящий экскурсию владыка. Свою персону Варламов из категории высоких гостей вывел без малейших сомнений. Оставался Градов. Опять, уверен был Варламов, как небольшой эпизод пестрой жизни его давнего друга, в которой открылась еще одна экзотичная страничка. Но эпизод на этом не завершился, на смену ему пришли другие, сливаясь в сплошную череду монастырей, храмов, икон, святых мощей и душеспасительных бесед. И Градов, всегда самозабвенно активный, точный до циничности, смиренно склонялся перед образами, о которых совсем недавно даже не вспоминал, и Варламов до сих пор не мог понять, что столь резко изменило взрослого, сильного и самодостаточного мужчину. Вот и сейчас, пока их маленький отряд, влачимый, словно буксиром, молодым служителем, пробивался сквозь неколебимую массу прихожан, Градов, а следом за ним и Каминский-Артамонов, склонялись перед образами на пути и прикладывались на секунду губами к намоленным и перецелованным до них тысячами верующих иконам. У амвона отряд остановился, но служитель поднялся по ступеням, открыл малозаметную дверь в стене и пригласил их внутрь.