Восток, Запад и секс. История опасных связей - Ричард Бернстайн

“В город уходить нам запрещалось, но никто за этим не следил, – вспоминал Перес-Монтальво. – Уйти было легко. Ты просто выходил за ворота. За воротами находилась наша гарнизонная лавка. Ты заходил в лавку, а потом шел себе дальше, смешивался с толпой, ловил попутку”.

Однажды, вспоминал он, в Дананге возле рынка он увидел телевизионщиков с одного новостного канала, они что-то снимали на камеру. Ему пришлось отвернуться, пока они не прошли мимо. “Мне не хотелось попасть в переплет, – пояснил он. – Мы тогда частенько ходили в отель “Дананг”, там был массажный кабинет с сауной. Я парился в сауне, а потом нанимал девицу, и она растирала меня, а потом делала минет” – за четыре доллара или за пять, насколько он помнил. Однажды он подхватил венерическую болезнь в том же отеле, и ему пришлось солгать о том, где он заразился, чтобы не сознаваться, что он ходил в город. Он сказал военному санитару, который лечил его (“он хотел меня повесить”), что заразился в одном из бункеров клуба для военнослужащих во время контакта с девушкой, которая там работала. Уже то, что такая история могла сойти за правду, красноречиво свидетельствовало о повсеместной доступности сексуальных услуг.

Это подтверждается и другими историями с вьетнамских фронтов. Одним из самых известных мест во Вьетнаме военных лет был Город греха, как называли его джи-ай, – кольцо баров в городе Ан-Кхе, в провинции Бинь Динь. Этот город находился ближе всего к разраставшемуся лагерю Кэмп-Рэдклифф, где размещались сменявшие друг друга военные подразделения, включая прославленную Первую конную дивизию, 173-ю воздушно-десантную бригаду и Первый батальон 50-й пехотной (механизированной) дивизии. В 1966 году “Тайм” рассказывал о Городе греха в статье, которая называлась “Восточный Диснейленд”. Сначала, после того как в Кэмп-Рэдклиффе разместилась Первая конная, американским солдатам причиняла вред “страшная нищета и алчность местного сброда”, по выражению “Тайма”. Главным образом это выражалось в быстром распространении венерических болезней. Тогда командующий Первой конной, генерал Гарри У. О. Киннард, запретил солдатам бывать в Ан-Кхе. Неудивительно, что солдаты приуныли. Они целыми неделями вели кровавые бои в джунглях, а когда возвращались на базу, “то и заняться-то было нечем”. Тогда к Киннарду явилась группа вьетнамских старейшин и предложила решение проблемы: пусть армия построит квартал борделей, и туда придут работать вьетнамки (официально род их деятельности будет называться “сферой развлечений”, и каждой сотруднице выдадут соответствующую карточку), им в обязательном порядке будут колоть пенициллин и устраивать еженедельный осмотр.

Западный мужчина с вьетнамской девушкой из бара, Сайгон, 1966 г. Marilyn Silverstone, Magnum Press Images

В итоге было выстроено в виде кольца около сорока бетонных строений, обнесенных проволокой-гармошкой, которые джи-ай называли “салоны бум-бум”, а посередине кольца помещалась клиника. Строения эти принадлежали вьетнамцам или даже иностранцам (один ветеран, с которым я разговаривал, вспоминал, что по крайней мере одно принадлежало индийцу), и в каждом находился бар, а позади него восемь маленьких кабинок, где и подавалось плотское угощение. Заведения эти носили названия “Каравелла”, “Парадиз”, “Золотая лань”, “Приятель с холма” и “Скромная чайная”. Девушка стоила от двух с половиной до пяти долларов в зависимости от запросов, хотя в статье из “Тайма” приводились слова одного не названного по имени джи-ай, который жаловался, что пять баксов – это неслыханная, грабительская цена, возмутительный пример того, как монополисты извлекают выгоду из своего положения, и предлагал Киннарду установить единый тариф на услуги – три доллара за сеанс. Зато показатели заболеваемости венерическими болезнями резко упали – отличный результат. Впрочем, американское армейское начальство продолжало испытывать некоторые нравственные сомнения по поводу принятых мер. “Руководство дивизии, поставленное перед выбором между моралью и боевым духом своих подчиненных, явно обеспокоено выросшим “Диснейлендом”, – говорилось в “Тайме”. Чего нельзя было сказать о солдатах.

“Города греха были публичными домами, санкционированными армейским начальством, – писал один ветеран в воспоминаниях, выложенных в Сеть. – Днем снаружи была выставлена военная полиция, которая следила за тем, чтобы все посетители уходили до наступления ночи. Джи-ай ходили туда выпустить пар и развлечься с “мамами-сан”. Пиво там стоило пятьдесят пиастров, а секс – триста. “Мама-сан” говорила: “ Ты джи-ай номер один”. Это значило – парень что надо. Номер десять означал минет, а секс называли “бум-бум”. А занимались этим обычно в комнатушке за баром”.

Сам Ан-Кхе, как рассказывал мне Фрэнк Магуайр, советник при АРВ, был “типичным городишкой в горах”. Он представлял собой полосу из домов и лавок, вытянувшихся вдоль извилистого шоссе: “Город греха стал дополнительным отростком, выросшим чуть в стороне от всего остального. Там стояло кольцом десять, а может и двадцать, маленьких баров, где сзади имелись каморки для уединения с девушками. Мне казалось, это чертовски здорово придумано. Парни торчали в джунглях по три-четыре дня подряд, а то и дольше, и порой они были до смерти напуганы и даже сами не понимали, где находятся. А когда они возвращались, то могли вот так расслабиться. Все заведения находились под надзором правительства, к ним и врач приставлен был, чтобы девушек проверять”.

Магуайр вспоминал и то, что, пожалуй, можно назвать самым привлекательным моментом: женщины, которые там работали, почему-то совсем не походили на проституток. Такой взгляд противоречит утверждению из статьи в “Тайме” о том, что именно “алчность местного сброда” во Вьетнаме приводила к созданию злачных мест вроде Города греха. Сколько же нужно высокомерия, чтобы осуждать бедняков за то, что они силятся получить хоть немножко денег от богатых иностранцев. К тому же, учитывая расценки, трудно представить, чтобы эти женщины сильно обогащались, во всяком случае по американским меркам. Некоторые из бывших посетителей Города греха вспоминали, что там работал вовсе не “сброд”, а довольно милые женщины, испытывавшие искреннюю симпатию к тем джи-ай, с которыми познакомились.

Это самое частое замечание по поводу секса по найму в Азии. Женщины там кажутся более милыми, свежими, готовыми угождать, чем их западные товарки. Они более нежные и не имеют ничего общего с теми грубоватыми, циничными дамочками, торгующими собственным телом, каких можно встретить, скажем, в Нью-Йорке или на рю Сен-Дени в Париже. Это бедные девушки, мечтающие о лучшей жизни для себя и порой искренне привязывающиеся к американцам, с которыми познакомились. Во Вьетнаме завязывались и относительно прочные связи, иногда заключались браки – правда, часто они распадались вскоре после приезда супругов в США. “Я никогда не смотрел на них как на проституток, – вспоминал Магуайр. – Они не вели себя так… деловито, что ли. Ну, знаете, типа: “Твое время истекло, все, следующий!”

Не было ли это просто самообманом, новым перепевом старых басен о шлюхах с золотым сердцем из вьетнамской глубинки? Безусловно, отчасти это было так. Ведь молодежи вообще и молодым американцам в частности свойственно желание нравиться. В любом случае Город греха – не столько сама проституция, сколько преходящий характер завязывавшихся там отношений – наводит на грустные мысли о том, что изначально печальными были свидания молодых людей, имевших деньги в кармане и дом на родине, куда они собирались вернуться, и нищих, обездоленных женщин, чьи дома разрушила война. “У тебя нет жена-сан, у тебя нет дети-сан. Кто плакать по тебе, когда тебя убивать?” – так, по воспоминаниям Магуайра, говорила одна женщина солдату, уговаривая его жениться на ней.