Бабур-Тигр. Великий завоеватель Востока - Гарольд Лэмб

«Я, самая незначительная особа, вместе с Госпожой отправилась выполнить свой долг перед отцом. Когда Госпожа прибыла в Сад Птиц в окрестностях Куила, оказалось, что нас ждут два паланкина и три всадника, которых прислал Его Величество. Она поспешно выехала из Куила и направилась в Агру. Его Величество намеревался выехать в этот сад ей навстречу. В час вечерней молитвы некто пришел к нему и сказал: «Я только что видел Ее Высочество на дороге, неподалеку отсюда». Мой царственный отец не стан дожидаться, пока ему подведут коня, и поспешил туда пешком. Он встретил ее возле дома моей матери [этот дом отдали матери Гульбадан позднее]. Она собиралась выйти из паланкина, но он не хотел задерживать ее и вместе с ее носилками дошел пешком до самого дома.

Затем, когда они поздоровались, она пожелала, чтобы я еще засветло явилась засвидетельствовать ему свое почтение. В тот день нас сопровождали девять всадников с девятью запасными лошадьми, окружавшими паланкины, посланные нам падишахом, а также около сотни моголов из личной прислуги Госпожи, на прекрасных конях и в нарядной одежде, так что на них было приятно смотреть.

Халифа, министр моего царственного отца, вместе со своей женой Султанум, выехал к зданию новых бань, чтобы встретить нас. Моя старая няня помогла мне выйти из носилок в Малом Саду. Она расстелила небольшой ковер и усадила меня на него. Все говорили мне, что, когда войдет Халифа, я должна встать и приветствовать его. Он вошел, я поднялась и обняла его. Затем вошла его жена Султанум. Не зная, что делать, я снова хотела подняться, но Халифа остановил меня, сказав: «Она когда-то прислуживала вам, поэтому вы не должны вставать перед ней. Ваш отец оказал своему старому слуге высокую честь [он имел в виду самого себя], приказав вам приветствовать его. Мы должны выполнять его пожелания!»

Халифа заставил меня принять в подарок шесть тысяч серебряных монет и пять коней, а Султанум подарила мне три тысячи и трех коней. Затем она сказала: «Праздничное угощение готово. Если вы желаете подкрепиться, окажите честь вашей покорной слуге». Я приняла приглашение. Они проводили меня в красивое место, где стояло возвышение под балдахином из красной ткани, отделанной парчой из Гуджарата… с четырехугольной оградой, держащейся на покрытых узорами столбах. Из покоев Халифы были принесены кушанья, там было много жареного бараньего мяса и хлеба, шербет и великое множество фруктов. Наконец, закончив завтрак, я снова села в носилки и отправилась выполнить свой долг перед отцом.

Я припала к его ногам. Он задал мне тысячу вопросов и заключил меня в свои объятия. Моя незначительная особа чувствовала себя такой счастливой, что и представить себе не могла большего счастья…»

Отец, с которым встретилась Гульбадан после своей раблезианской трапезы, совсем не был похож на того человека, который выехал из Кабула четыре года назад. По какой-то причине, – возможно, потому, что Махам не желала отправляться в путь без Хумаюна, – девочка и ее приемная мать провели в пути около пяти месяцев. За это время, с декабря 1528-го по июнь 1529 года, Бабур намеревался привести к окончательному повиновению свои новые владения, а также навести порядок в новом доме. В течение последних двух лет он воздерживался от новых авантюр, хотя и не отказывался от эпизодических приключений. Все свое время он посвящал своей невероятно разросшейся стране и ее народу, задумываясь о положении своей семьи в этой новой империи. Необходимо было наладить более тесную связь с подросшими сыновьями.

Первым шагом в этом направлении стало письмо в Бадахшан, в котором он поделился с Хумаюном своими советами. Поводом к написанию этого письма стало рождение у Хумаюна сына, которого назвали аль-Аман, что значит «безопасность».

«После привета Хумаюну, по которому мы соскучились и стосковались, скажем: в понедельник, десятого числа месяца раби первого, явились Бек Кина и Биан Шейх. Из доставленных ими писем и донесений стали ведомы и известны обстоятельства, случившиеся по сю сторону и по ту сторону гор. Пусть бы Бог всегда посылал нам такие радости! Аминь, о Владыка двух миров! Имя ты дал ему аль-Аман, да сделает его Господь благословенным! Однако, хотя ты сам так написал, ты упустил из виду, что вследствие частого употребления простой народ произносит «аламан» [всадник] или «иламан» [защищенный], да сделает Господь его имя и его самого счастливым и благословенным; пусть дарует он мне и тебе долгие годы жизни и да пошлет аль-Аману счастье и благоденствие на многие века!

Пришло для вас время… не упускайте того, что идет в руки… Живи с Камраном в ладах. Тебе известно, что всегда соблюдалось такое правило: если тебе доставалось шесть частей, то Камран получал пять. Постоянно держись этого правила и не отступай от него… великие люди должны быть терпеливы. Имею надежду, что ты будешь обращаться с ним хорошо.

У меня есть на тебя маленькая жалоба: за последние два-три года от тебя не приходило ни одного человека; тот, кого я к тебе посылал, вернулся ко мне ровно через год. Разве так можно? В своих письмах ты постоянно говоришь об одиночестве. Одиночество для государя зазорно. Ведь сказано:

Если ты связан с миром – избери примирение с судьбой,

Если же ты независим – живи по своей воле.

Нет оков крепче, чем цепи царского сана.

Одиночество несовместимо со званием государя.

Из внимания к тому, что я говорил, ты писал мне письма, но ты не перечитывал их, ибо, если бы ты вздумал их прочитать, то не смог бы этого сделать, а не сумев их прочитать, ты бы, наверное, изменил свой почерк. Почерк твой, правда, можно прочесть, если потрудиться, но он очень неясен, а никто еще не видел муамма[52]в прозе. Правописание у тебя неплохое, но и не очень правильное… Почерк твой, хотя и с трудом, все-таки читается, но смысл не вполне можно понять из-за неясных слов. И ленишься буквы выводить ты, наверное думая: «Напишу поизысканней!» – и потому получается темно. Впредь пиши проще, ясным и чистым слогом, и тебе меньше будет труда и тому, кто читает.

Ты теперь собираешься на большое дело. Советуйся с опытными, рассудительными беками и поступай так, как они тебе скажут. Дважды в день призывай к себе своего брата и беков, не предоставляя им в этом свободы. По всякому делу советуйся с ними и действуй всегда в согласии с мнением этих доброжелателей.

Ходжа-и-Калан привык общаться со мною не стесняясь; ты тоже держи себя с Ходжа-и-Каланом так же, как я держал себя с ним. Если, по милости божьей, в ваших краях станет меньше дел и нужды в Камране не будет, то пусть Камран оставит в Балхе крепких людей, а сам едет ко мне.

Будучи в Кабуле, я достиг стольких побед и завоеваний, что счел Кабул счастливым и сделал его моим личным владением. Пусть никто из вас не зарится на Кабул.

Пусть твои войска будут в сборе и в хорошем порядке.

Биан Шейх многое узнал от меня устно и осведомит тебя об этом. С тоскою по тебе шлю привет. Писано в четверг тринадцатого числа месяца раби первого».