Бабур-Тигр. Великий завоеватель Востока - Гарольд Лэмб

В том же письме Калану, написанном в феврале 1529 года, Бабур, покончив со стенаниями по излюбленным дыням, дает четкие указания относительно дальнейшего управления Кабулом, детально вникая в вопросы его обороноспособности и строительства, развития садоводства и переезда его домочадцев в Хиндустан. В наказы, касающиеся непосредственно Кабула, вплетаются воспоминания о минувших днях, анекдот об остроумии легкомысленного поэта Бинаи и сожаления по поводу утраченной возможности найти утешение в вине.

«Мне писали о неустройствах в Кабуле. Обдумав этот вопрос, я в конце концов пришел к такой мысли: если в одной области семь или восемь правителей, откуда может быть в ней порядок, благоустройство и хорошее управление? Поэтому я вызвал мою сестру и жен в Хиндустан и объявил все области и селения Кабула государевым уделом. Хумаюну и Камрану я также подробно написал в этом смысле. Пусть какой-нибудь достойный человек передаст мирзам мои письма. Раньше я тоже писал мирзам об этом, и быть может, вам уже все известно. Теперь не остается никаких оправданий и отговорок касательно управления и благоустройства этих областей. Отныне, если крепость останется неукрепленной и народ в небрежении, если не окажется запасов и казна не будет полна, это должно будет приписать нераспорядительности Опоры власти.

Относительно кое-каких неотложных дел, которые будут перечислены ниже, уже пошли приказы; один из них гласит: «Пусть казна будет все полнее». А неотложные дела таковы: прежде всего – приведение в порядок крепости, затем накопление припасов, затем расходы на продовольствие и ночлег прибывающих и отбывающих послов, затем постройка соборной мечети.

Деньги на все это пусть берут из доходов и тратят законно. Еще следует привести в порядок караван-сараи и бани, достроить кирпичный портик в арке, наполовину воздвигнутый устадом Хасаном Али. Пусть посоветуются с устадом Султан Мухаммедом и работают по соответствующему плану… пусть сговорятся и возводят постройку по какому-нибудь красивому плану так, чтобы ее пол был на одном уровне с полом дивана.

Еще: содержите в порядке плотину на Малом Кабуле, которая должна задерживать воду реки Бут Хак в том месте, где она впадает в Малый Кабул. Еще: почините плотину Газны.

Опять же – сад на хиябане[54]. В саду мало воды. Следует добыть воду, достаточную для одной мельницы, и провести ее.

Еще: к юго-западу от Ходжа-Баста я провел воду из Тутум-Дара на вершину одного холма, устроил хауз и посадил саженцы. Так как это место находится напротив переправы и оттуда хороший вид, оно было названо Низаргах. Там нужно опять посадить хорошие саженцы, разбить по плану лужайки и посадить вокруг лужаек красивые благовонные цветы и травы.

Еще: Саид Касим назначен начальником вспомогательного отряда. Не пренебрегайте обстоятельствами устада Мухаммед-Хасана – оружейника и его стрелков.

Сейчас же по получении этого письма поскорее отправьте мою сестру и жену и проводите их до Нил-Аба, какие бы ни были помехи, пусть непременно выезжают из Кабула, не задерживаясь больше, чем на неделю после прибытия этого письма, так как отряд, вышедший им навстречу из Хиндустана, ожидая их в теснинах, будет терпеть лишения…

В письме, которое я послал Абдаллаху, было написано, что пребывание в долине воздержания причинило мне много беспокойств.

Вот рубаи, выражающее мои затруднения:

Из-за отказа от вина я в расстройстве,

Не знаю я, что мне делать, и смущен.

Все люди каются, что пили вино, и дают обет воздержания,

А я дал такой обет и теперь каюсь.

Мне вспомнилась одна остроумная выходка Бинаи. Однажды Бинаи, будучи у Алишер-бека, удачно сострил. На Алишер-беке был чекмень с пуговицами. Он сказал: «Ты хорошо пошутил, и я бы подарил тебе мой чекмень, но мешают пуговицы». Бинаи возразил: «Пуговицы чем могут помешать, это петли мешают». Ответственность лежит на рассказчике. Извините меня за все эти шутки, ради Господа; не подумайте обо мне плохо. Вышеприведенное рубаи действительно написано в прошлом году. За минувшие два года мое стремление и влечение к пирушкам было беспредельно и безгранично; иной раз тоска по вину доводила меня чуть не до слез. В нынешнем году это беспокойство духа, слава Аллаху, совершенно улеглось, по-видимому, помогло счастье и благословение, ниспосланные мне за перевод в стихах послания ходжи Ахрари. Откажитесь и вы тоже от вина! Пировать хорошо с милыми сердцу собутыльниками и собеседниками, но с кем устроите вы теперь пирушку, с кем станете пить вино? Если ваши собутыльники Шир Ахмед и Хайдар Кули, то воздерживаться от вина не так уж трудно. Тоскуя по вас, шлю привет. Писано в четверг, в первый день месяца второй джумады».

Этим письмом Тигр обозначил окончательный разрыв, и довольно болезненный, со своим прежним домом. Судя по всему, он не сомневался в том, что уже никогда не покинет Хиндустан, а также и в том, что его жизнь подходит к концу. Он приказал Махам и своей сестре и дочерям не откладывать поездку в Агру, однако в действительности их путешествие заняло гораздо больше времени, чем ожидалось. Его младший сын Хиндал, которого сам Бабур еще никогда не видел, на некоторое время задержался в Бадахшане у Хумаюна.

Даже в тот день, когда Бабур писал эти строки, он находился в походе, стремительно двигаясь на восток, чтобы помочь Аскари дать отпор новому врагу.

Сезон дождей еще не закончился. Время от времени с пасмурного неба налетали порывы ветра, будто вызванные чьей-то злой волей, и обрушивались на растительность джунглей и лагерные палатки. Бабур, периодически поддерживавший себя очередной дозой опиума или маджуна, спешил навстречу Аскари, который ждал подкрепления на противоположном берегу Ганга, и не останавливал продвижения своих войск, несмотря на то что в один прекрасный день вынужден был перебраться в носилки. Теперь он все чаще предпочитал пользоваться лодками, которые всегда сопровождали войско во время походов вдоль полноводных рек. На этих же лодках перевозили и знаменитые пушки, а также поставленные на колеса мортиры.

«Во вторник мы переправились на лодке на покрытый зеленью остров, находившийся напротив лагеря. Прогулявшись по острову, я в первый пахр вернулся к лодке. Возвращаясь верхом на коне, я незаметно оказался возле оврага. Мой конь поднялся на осыпавшийся край оврага, и земля под ним подалась. Я сейчас же соскочил и перепрыгнул на берег реки, конь тоже не провалился. Если бы я оставался на коне, то, наверное, провалился бы в овраг вместе со своим конем. В этот день я переплывал реку Ганг саженками и сосчитал саженки; оказалось, что я переплыл тридцатью саженками. Тотчас же, не отдыхая, я снова переплыл реку на ту сторону. Я переплывал все реки, оставался один Ганг…

В этот вечер, когда после молитвы прошло пять гари первого паса, прорвались дождевые тучи и в одну минуту произошел такой потоп и поднялся такой сильный ветер, что лишь немногие шатры не упали. Я сидел в своей палатке и писал. Я не успел собрать бумаги и тетради, шатер и столбы упали мне на голову. Верхняя кошма палатки разлетелась в куски, но Бог сохранил меня, я не пострадал. Бумаги и тетрадки залило водой, их с трудом собрали, завернули в красный коврик, положили на скамью и прикрыли сверху коврами. Буря стихла через два гари. Мы велели поставить складную палатку и зажечь свечу, с трудом развели огонь и до самого утра не спали, занятые сушкой бумаг и тетрадок».