Римский сад - Антонелла Латтанци

Почему я злюсь? Она снова посмотрела на Фабрицио, серьезно. Потом улыбнулась. Он подошел к ней, будто хотел поцеловать. Дом изо всех сил дернул ее назад. «Не убегай, Франческа».

Фабрицио вышел из подъезда первым. Она долго ждала, потом тоже вышла вместе с Эммой. Заметила, что Вито, превратившийся в старика со слезящимися глазами, увидел ее. Несмотря на происшедшее, ничего не ускользало от его внимания, как и прежде. Она почувствовала приступ паники. Откатила коляску с Эммой подальше от ворот. Подошла к черному «Рено сценик». Вытащила детское кресло. Здесь она вне поля зрения Вито. Прошла еще немного дальше. Остановилась через несколько метров, скрывшись за поворотом и зеленым языком кипарисовой рощицы. Фабрицио прятался от чужих глаз неподалеку, в своей машине. Увидев ее, он расплылся в улыбке.

Машина Фабрицио, на которой они ехали к морю, плавно входила в повороты. Перед отъездом Франческа хотела спросить у дома, не было ли смертным грехом взять с собой младшую дочь, которая ничего не могла рассказать отцу. Не было ли смертным грехом взять с собой дочь, когда ты собираешься сделать что-то очевидно неправильное. Кроме того, хотела она спросить у дома, где она могла оставить дочь? С кем? Но у нее не было времени задавать вопросы. На лестничной площадке она посмотрела Фабрицио в глаза и ясно увидела там правду, неудержимую правду. Разве не дом ее заставил? Да, но дом — это дом, никогда не знаешь, что еще он придумает.

И она ни о чем не стала спрашивать. Выскочила за дверь. Прочь из дома, который все знал.

Возможно, это был самый прекрасный момент.

Правда, завтра вернется Массимо. Но пока что до следующего дня было так далеко. До того момента, когда настанет пора возвращаться с моря, было еще так далеко. Франческа выглянула в окно. Фабрицио рядом с ней, такой теплый. Эмма на заднем сиденье, невероятно послушная.

Как только Франческа села в машину, зазвонил телефон Фабрицио.

— Добрый день, — он слушал. Лицо стало жестким, потом озадаченным, потом: — Хорошо.

Франческа посмотрела на Фабрицио, но она ничего не знала об этом человеке и не знала, может ли задавать вопросы. Он никогда ничего не рассказывал о себе. Если она спросит, он разозлится?

— Плохие новости? — попробовала Франческа.

— Нет, нет, ничего такого, — ответил он с улыбкой. — Завтра днем у меня должен был быть урок гитары с ребенком. Но он отменился, — он переключил передачу. — Так даже лучше. Жарко. Этот бедолага прав. Зачем торчать в четырех стенах и заниматься? Он наверняка хочет поиграть, сходить на пляж. Как мы.

А она подумала, что они близки и, если она спросит его сейчас, что произошло накануне вечером, он ей ответит.

— Фабрицио, — она посмотрела на него, он молча повернулся. — Как твой отец? Расскажешь, что случилось с ним прошлой ночью? Ты заставил меня поволноваться…

Я тут. Расскажи мне.

— Расскажи мне.

Он помолчал секунду, затем сказал:

— Ну, ничего страшного, правда, говорить об отце всегда грустно и скучно. Давай не будем говорить о скучных вещах, а? — и улыбнулся ей.

Его слова ее не убедили. Но зачем портить этот радостный момент? Если он не хочет сейчас говорить, она не будет его принуждать. Она будет радом все время. Теперь никакой тени между ними. Больше никогда. Фабрицио вернулся к ней.

Они молчали несколько минут, затем Эмма начала кричать. Франческа не расстроилась.

— Она сходит с ума, если не слышит музыку в машине, — объяснила она Фабрицио, смущенно улыбаясь. С телефона запустила привычную песню про крокодила. — Не раздражает?

Он покачал головой:

— Это моя любимая песенка, — голос был веселым.

Эмма запела вслух, вне себя от счастья.

— Это полное безумие, — засмеялась Франческа.

И Фабрицио тоже засмеялся. (О чем думала Франческа, когда они всей семьей ехали в Рим из Милана? О «Крокодиле» для Эммы и «Маленькой гиене» для Анджелы — и они пели все вместе, всей семьей, в их машине, когда все еще было возможно? И было ли это на самом деле? Реальности не существует. Существует только то, что происходит сейчас.) По дороге они сотню раз послушали песню про крокодила, но это не имело никакого значения. И Франческе казалось, что она никогда не слушала ее с Массимо, с его семьей.

Дул ветерок, который немного утихомиривал жару.

Франческа вышла из машины. Наклонилась вытащить Эмму из автокресла. Фабрицио достал из багажника пляжный зонт, закинул на плечо. Растерянно наблюдал за ней какое-то время, потом присоединился. Помог ей посадить Эмму в коляску. Маленькая девочка была очень взволнована.

— Палец! — щебетала она.

Когда они вышли на дорожку к морю, малышка широко распахнула глаза, открыла рот и сказала:

— Море.

Франческа с удивлением посмотрела на нее. Как ее дочь узнала, что это море, она так редко видела его, кажется, несколько месяцев назад, то есть, по меркам Эммы, целую жизнь назад, и, наверное, это вообще была другая жизнь, не та, что она проживала сейчас? И как ей удалось так четко, правильно, не задумываясь, произнести это слово?

— Да, милая, это море, — прошептала Франческа. — Очень хорошо, любовь моя, это правда море.

Интересно, кто-то из тех, кто видел, как они идут по набережной, предположил, что они семья? Или заметил, что между Франческой и Фабрицио, даже когда они не касались друг друга, проскакивали молнии, искры, языки огня, бесконечный водопад сверкающих осколков, заметных невооруженным глазом? Или всем, всем, кто там был, даже тем, кто на них не смотрел, было ясно, что она прелюбодейка, он — кто он? — а маленькая девочка — невольный свидетель, жертва злой матери?

— Поможешь мне? — спросила Франческа.

Фабрицио вытащил Эмму из коляски. На мгновение маленькая девочка оказалась в его руках. Образ мужчины с ее малышкой на руках, несмотря на все, что случится потом, больше никогда не покинет Франческу.

Эмма повернулась к незнакомцу лицом. Ее губы задрожали. Фабрицио застыл. А потом девочка улыбнулась.

— От, — сказала она, касаясь его рта. — От, — и улыбнулась.

Фабрицио незаметно поморщился, словно от боли. А потом тоже расслабленно улыбнулся. Они прошли мимо купальщиков, загорающих на полотенцах, и остановились на линии прибоя. Фабрицио установил зонтик. Франческа положила Эмму на большое теплое оранжевое пляжное полотенце и вытащила формочки, чтобы та могла поиграть. В это время в сумке у Франчески звонил телефон, но звук был выключен, и его никто не услышал.

Эмма увлеченно играла с песком — на головке шляпка, тельце белое от солнцезащитного крема. Потом стала жмуриться, ронять формочки —