Здесь водятся драконы - Борис Борисович Батыршин

обшитый стальными листами, борт. Даже здесь, на расстоянии не менее трёх кабельтовых, был слышен треск дерева и оглушительный скрежет сминаемого металла.

— Право руля! Навались, ребята! — отчаянно заорал Ледьюк. Шлюпочный старшина налёг на румпель, направляя гичку к «Ахерону». Камилла, затаив дыхание, наблюдала, как с врезавшейся в него канонерки люди спрыгивают в привязанные под кормой шлюпки; «Один, два… десять…» — зачем-то считала она. На счёте 'Восемнадцать шлюпки по одной отошли от судна, и было видно, как гнутся спины гребцов, как выгибаются дугой вёсла от их отчаянных усилий. Стоящий посреди шлюпки офицер повернулся к ним, и Камилла вздрогнула от внезапного узнавания — да ведь это Серж Казанкофф, близкий друг, однокашник её супруга по Морскому Корпусу, который провёл в их бельгийском поместье почти полгода вместе со своей невестой… как её звали, Ачива?.. Женщина вскочила, замахала шляпкой — и в этот самый момент ударил взрыв.

Огненный столб расколол пополам «Ахерон» и в щепки разнёс сцепившуюся с ним канонерку. Расщепленные доски, куски искорёженного металла — всё это градом сыпалось в воду вокруг гички. Оторванная человеческая кисть с торчащей из запястья сахарно-белой костью шлёпнулось на решётки, укрывающие дно шлюпки, разлетевшиеся брызги хлестнули Камиллу по лицу. Женщину едва не стошнило от ужаса; опомнившийся, наконец, Ледьюк повалил её на банку, стараясь прикрыть своим телом. Ещё один удар, более отдалённый — и снова град обломков. Увы, на этот раз не ограничилось клочьями разорванных человеческих тел — одному из гребцов обломком доски раскроило череп, Ледьюку железный, перекрученный взрывом стержень пробил плечо — и если бы не эта преграда из человеческой плоти, смертоносная железяка угодила бы баронессе точно в грудь. Шлюпочный старшина надсадно орал, пришедшие в себя гребцы поднимались, занимали свои места на банках и разбирали вёсла. Ледьюк, бледный как смерть, зажимал плечо, из которого фонтаном хлестала кровь; Камилла, очнувшаяся, наконец, от творящегося вокруг кошмара сделала попытку перетянуть его рану платком. Лодка, подгоняемая ударами вёсел, шла к берегу — там метались перепуганные, истошно вопящие люди, и над всем этим трепетали на бамбуковых флагштоках пёстрые разноцветные полотнища знамён, украшающих императорский помост.

* * *

— Крейсер французский подзорвался! — заорал Осадчий. — Видать, кто-то запалил снарядный погреб. Теперь всем, кто там есть, амба — и нашим, на «Розе Сиона», и аннамитам и лягушатникам…

Матвей привстал, силясь рассмотреть происходящее — и увидел только дымное облако, которое заволокло оба погибающих судна. И едва не вылетел за борт — старшина Шассёр резко переложил руль, уходя от столкновения с лодкой, полной вопящих аннамитов. Теперь перед ними был медленно заваливающийся на борт «Викторьез», и Матвей ясно видел, как с берега и с туземных лодок, облепивших броненосец, лезут люди, размахивающие кривыми мечами и ножами. На палубе уже кипела рукопашная, и по мере того, как корабль кренился, всё больше фигурок срывалось с палубы и мостиков и летело вниз, в воду возле борта, где и так уже черно было от человеческих голов. 'Те самые повстанцы, о которых говорил предводитель аннамитов… — припомнил Матвей. — дождались нашей атаки и вот теперь лезут со всех сторон на ставшие вдруг беспомощными корабли. А уж что в городе творится — даже представить страшно…

Катер развернулся вниз по течению и прибавил ход. Остатки бутафорского хвоста волочились по воде; Осадчий ворочал из стороны в сторону стволами картечницы, но стрелять было не в кого — люди на лодках были заняты исключительно собственным спасением, не обращая ни малейшего внимания на виновников творящегося вокруг безобразия. По течению от разбитого крейсера и «Розы Сиона» плыли мёртвые тела — некоторые из них были в матросских форменках.

— Смотри-ка, наши! — заорал унтер. — Ихнее высокобродие Сергей Ильич, жив, курилка, побей меня бог, жив!

Матвей посмотрел туда, куда указывал унтер, и увидел шлюпки, битком набитые моряками с «Парсеваля». На носу одной из низ сидел Казанков и приветственно махал над головой офицерской фуражкой.

IV

Индокитай,

Французская Кохинхина.

Где-то близ устья Меконга.

Погода портилась. С зюйда, с Южно-Китайского моря, со стороны островов Ява и Калимантан ползли тучи — низкие, почти чёрные, напоенные до предела влагой. Миновав береговую черту, они прольются тропическими ливнями над дельтой Меконга и дальше, по вглубь полуострова, по всей Кохинхине и Камбодже. С одной стороны это было хорошо — отходящим после вылазки катерам будет проще укрыться за дождевой пеленой от погони — в которую капитан второго ранга Макаров, впрочем, не слишком-то верил. Куда больше его беспокоило то, что из-за ограниченной видимости может не состояться встреча с русской эскадрой. Три вымпела — «Минин», «Герцог Эдинбургский» и новенький, только что вошедший в состав флота корвет «Рында» в сопровождении парохода Доброфлота «Смоленск» — под разными предлогами больше трёх месяцев отстаивались в порту Аден. А а когда консульский чиновник доставил на эскадру телеграмму, полученную из Петербурга — вице-адмирал Копытов, начальствующий над эскадрой, извлёк из сейфа секретный пакет, вскрыл — как полагается, в присутствии флаг-офицеров и командира флагманского броненосного фрегата «Минина» — и приказал выходить в море.

Так, во всяком случае, должно было быть — и Степан Осипович не видел ни единой причины, которая могла бы этому помешать. Переход через Индийский океан с остановкой на бункеровку в Батавии — маршрут известный, не раз проделанный большинством офицеров эскадры и каждым из командиров кораблей. Однако же, неизбежные на море случайности могли вызвать задержку на день-два, и именно это сейчас не давало покоя командиру «Байкала». Он-то как раз нарушил первоначальный план, поддался на уговоры предводителя аннамитов и сдвинул срок вылазки — и вот теперь стремительно портящаяся погода грозила окончательно разрушить весь замысел. Впрочем, время ещё оставалось — по всем расчётам, катера должны вернуться не раньше, чем через сутки (кавторанг привычно постучал костяшкой указательного пальца по кофель-нагелю), эскадра к тому времени обязательно объявится. Не может не объявиться.

Надо сказать, что задуманное не нравилось Макарову категорически — об этом он уже имел беседу с Казанковым, избегая, правда, касаться