Путь. Книга третья - Анюта Соколова

мы с мужем, а вслед за нами и дочки со Стэном, направляемся к возвышению, в Большом Зале одновременно появляются и Дани, и Дейзи…

Сын возникает в обнимку с женой, принаряженные, сияющие. Данька – вылитый Дэрэк: такая же великолепная двухметровая фигура и солнечная улыбка. Элия не сводит с него восхищённого взгляда. Дочь Дорга, напротив, окатывает сына ледяным презрением… За что?! Ведь это её родной ребёнок, которого она зачала от любимого тогда человека, носила под сердцем, рожала – не в муках, но и приятным я этот процесс не назвал бы… Данька, продолжение моего данилэна, лучше б мы с Дэрэком правда сотворили тебя магией! Я имел бы полное право сделать сейчас то, чего хочу больше всего: оттеснить эту женщину и никогда не подпускать её к тебе на полёт тонха!

– Мама?.. – выступает вперёд Дани, смущённый, как и взглядом Дейзи, так и её выставленным напоказ огромным животом.

Мне удаётся опередить моих спутников на несколько шагов:

«Дочь Дорга, заклинаю тебя – не устраивай сцен! Неужели в тебе не сохранилось ни капли материнской любви?! Не переноси свою обиду с меня на собственного сына! Ведь это ваш общий с Дэрэком ребёнок, твой мальчик! Если кто-то и виноват – то точно не он!»

Я опускаюсь до того, что использую свои возможности Хранителя, говоря с ней неслышно для остальных. Но мои усилия тщетны: девушка поворачивается ко мне, с холодной злостью отвечая тихо, но вслух:

– Что ж ты тогда так обожаешь его? Или в тебе не осталось самолюбия, синеглазый король? Не поверю, что ты любишь чужого сына больше, чем свою собственную дочь!

Два Барьера ложатся одновременно, отсекая нас от остальных – мой и Дани. Сын – мой сын! – подходит и обнимает меня, глядя в глаза матери:

– Джэд просил не осуждать тебя… я пытаюсь. Не хочу испытывать недобрых чувств к той, что подарила мне жизнь, хоть ты и делаешь всё, чтобы вызвать гнев. Бабушка успела мне рассказать, какие сплетни ты распустила. Я не собираюсь показательно звать тебя по имени, упрекать, обвинять. Просто прошу – пойми, что твоё желание навредить приносит обратный эффект. В твоих словах, призванных задеть, я слышу подтверждение, что дорогой мне человек относится ко мне как к сыну. В слухах о моём магическом происхождении нахожу признание моих способностей. Демонстрирование своего положения будущей матери доказывает, что у тебя новая личная жизнь… Мама, семнадцать лет живя с вами и непосредственно наблюдая ваши с отцом отношения, я не поведусь на рассказы о несчастной брошенной жене. И ты, и он совершили ошибку – но если папа это сразу признал и принял свою вину, то ты до сих пор пытаешься переложить ответственность на всех, кроме себя. Хочешь ненавидеть нас – Джэда, отца, меня, Аль – пожалуйста. Пришла сюда устроить прилюдный скандал – сейчас я сниму Барьер, и то же сделает Синеглазый. А я при свидетелях попрошу его проверить мою ауру – когда подтвердится, что я самый нормальный ребёнок, рождённый тобой от сына Дэфка в законном браке, что ты выдумаешь тогда? И как станут относиться к тебе самой? Мама, пока ты сохраняешь уважение к себе, – остановись. Твои безрассудные слова слышали лишь мы с Джэдом: пусть так и останется. Мы сохраним всё в тайне, ты громко поздравишь короля и принца Саора, развернёшься и уйдёшь – здесь тебе делать нечего. Во мне нет ненависти, но и сыновней почтительности осталось очень мало… Потом, если захочешь, можем попробовать наладить отношения – ты моя мать, я это не отрицаю.

Дейзи смотрит на него так, словно видит впервые, – взрослого, мудрого, благородного, великодушного человека. Затем она прожигает глазами меня:

– И ты хочешь сказать, что это не твой сын?!

– Мой! – соглашаюсь я. – Мой, Дейзи! Духом, сердцем, чем угодно! Жаль, что не кровью! Я сыновьями не разбрасываюсь! Отказываешься от него – я забираю! Считай это своим подарком на мой день рождения – самым дорогим за всю мою жизнь!

Бывшая принцесса Корха, бывшая жена принца Соледжа, девушка с глазами цвета хрусталя – или льда, подобного тому, что сковал её сердце, опускает голову – чтобы после посмотреть на меня с тоской:

– Ты отказал мне во взаимности, увёл моего мужа, украл моих детей… Я понимаю, почему Лекст так ненавидел тебя: ты рождён, чтобы забирать у других самое ценное, и ещё называешь это подарком… Джэд, сын Аргена! Я ошибалась, думая, что злюсь на мужа или на сына… Мне нет покоя потому, что синеглазый красавец стал счастливым благодаря тому, кем я безуспешно пыталась его заменить… Ты словно изощрённо поиздевался надо мной, не просто отвергнув, но доказав, насколько я ничтожна в сравнении с тобой… Что ж… Я проиграла. Бери моего сына, как раньше – мужа… Дарю!

Дани непроизвольно сжимает моё плечо. Ничего, мой мальчик. Злость проходит. Однажды дочь Дорга осознает, что погорячилась.

– Снимайте Барьер. Я прилюдно поздравлю вас и уйду. Торжествуйте!

Через секунду возвращаются звуки и гомон собравшихся в Большом Зале. Дани не отпускает меня, и подошедший Дэрэк, не слышавший слов бывшей жены, ревниво косится на сына.

– Поздравляю, синеглазый король Саора! – громко произносит Дейзи. – Счастья тебе и твоим детям!

Мой принц недоумённо пожимает плечами, и тот же жест за ним повторяет Мэль. Стэн удивлённо поднимает брови, на лице Ариэль изумление, даже Кэвин растерян. Один Дани со спокойным достоинством склоняет голову:

– Благодарю, мама.

Может, он и вправду мой сын?!

«Папа, я представляю, как тебе сейчас тошно. Но ты же сильный, привык сражаться! Не думай о жестоких словах. Ничего ты не крал, не отбирал! Просто полюбил отца, а нас с Аль вырастил и воспитал».

Дани пользуется связью легко, он прекрасный маг, моя гордость. Его собственная сила велика от рождения, пусть и никогда не сравнится с могуществом названной сестры, но усердие поставило мальчика с ней вровень.

«Папка, я восхищаюсь тобой! У тебя на лице ни один мускул не шевельнулся, как была приветливая улыбка, так и осталась… Это маму в тебе и бесит больше всего – она пытается уколоть побольнее, а ты внешне неуязвим! Только мы знаем, что у тебя внутри – я да отец… Он любит тебя – и это никто не изменит, как бы ни старался!»

Неуязвимый… Если бы! Рука Дэрэка находит мою… Увёл мужа? Я год запрещал себе даже думать о более близких отношениях, шестнадцать лет внушал, что готов мириться с присутствием его жены… Возможно, Дани правильно сказал тогда, на Паджере: нужно было с самого начала честно заявить Дэрэку – я не собираюсь делить тебя ни с кем! Он ответил бы, что тоже не хочет быть вторым, и я объяснился бы с Эльги…

Будь на нашем месте мужчина и женщина – так бы и произошло. Ни Эльгер, ни Дейзи не потерпели бы любовницу – то, что мы парни, сгладило бы измену. Мы же были растеряны и потрясены, околдованы собственными чувствами и мало думали о других. Эльги приняла наши отношения потому, что видела во мне близкого друга, её не задевало явное предпочтение, мы прекрасно существовали втроём, сохраняя видимость равенства, – два влюблённых оболтуса и мудрая девушка, довольствующаяся внешним благополучием.

Дейзи не обладала её равнодушной снисходительностью. Сначала она истово любила меня – вымышленной, надуманной любовью девочки-подростка к королю, гордящемуся своей холодностью. Затем переключила внимание на полную мою противоположность – принца, живущего исключительно сердцем, порывистого и страстного, ища в нём спасения от разочарования первой любви. И то, что мы двое оскорбили её своим выбором, несомненно. Её злость, её гнев были оправданны: любая другая на её месте надавала бы нам с Дэрэком пощёчин – заслуженных! И ушла бы с высоко поднятой головой – из Оржа и нашей жизни. Сын вряд ли повлиял бы на мать – дети в Саоре никогда и никого не останавливали… Мир, где система Наставничества порой подменяет родительские связи, не нуждается в поддержании семьи исключительно для воспитания ребёнка.

Ты же осталась, Дейзи. Сделала вид, что смирилась. Шестнадцать лет ты жила с нами в одном доме и садилась за один стол. Твой муж заявил на весь мир, что любит меня и принадлежит мне, я ответил ему тем, что разделил с ним постель. Но Дэрэк был честен