Бессмертный - Трейси Слэттон

— Братства Красного пера никто не остановит, — заявил Николо, тяжело дыша и сверля меня взглядом. — Мы отловим и уничтожим всех ведьм и колдунов! Мы сожжем их на костре и очистим Флоренцию от нашествия всякой нечисти!

— А как же быть со змеями, Николо? — спросил я, желая его помучить. — Тебе лучше оставить для них местечко в уставе, а то придется истребить и себя!

— Вам стоит подумать над этим предложением, синьор Петрарка. Нас многие поддержат. Это будет только способствовать вашей славе как величайшего поэта нашего времени, — заметил доминиканец. — Тогда и Синьория согласится тотчас отменить изгнание. Многие верят, что во всех несчастиях, которые постигли Флоренцию за последние годы, виновата нечистая сила! — Он бросил на меня испепеляющий взгляд. — Если мы избавим Флоренцию от исчадий зла, то, возможно, сможем предотвратить возвращение черной смерти!

— Как думаешь, Джованни, это решение принесет плоды? — Петрарка обратился к темноволосому мужчине, и я узнал в нем человека, которого встретил в тот день, когда по поручению Сильвано отправился в город разведать о чуме.

— Ты научил меня обращаться к великим голосам прошлого за советами и решением, — ответил Боккаччо со всей серьезностью на узком франкском лице. — А святой Августин говорит нам: «Коли живем хорошо, то и жизнь хороша. Каковы мы — такова и жизнь». Я верю, что именно это спасет Флоренцию. Добрая жизнь, добрый труд, а не чистка!

— Я склонен согласиться, — сказал Петрарка, вскинув бровь. — А как вы считаете, добрый человек, можем ли мы предотвратить чуму, если будем сжигать ведьм? — спросил он у Моше Сфорно.

Когда все обернулись посмотреть на Сфорно, он выпрямился.

— Не более, чем побивая камнями евреев, — уверенным, серьезным тоном ответил он. — Открыть, в чем причина чумы, не помогут ни суеверия, ни насилие. Только тщательные медицинские исследования обнаружат когда-нибудь причину этой болезни!

— Мы может устроить избиение евреев, — самодовольно хмыкнул Николо. — Вот выгоним их из Флоренции или избавим от них мир раз и навсегда, и это отведет небесную кару, которую навлекли на нас злодеи, убившие Христа!

Он и доминиканец зловеще переглянулись.

— Пойдем, Сильвано, меня чрезвычайно заинтересовали твои проекты, — произнес доминиканец. — Давай прогуляемся и все обсудим. У меня есть знакомый кардинал, пользующийся любовью Папы Иннокентия Шестого. Ему понравится твоя идея о братстве. Его очень беспокоит существование зла в этом мире, и он стремится очистить мир, дабы исполнилась воля Божья. Он душевно скорбит о первородном грехе, которым запятнало себя человечество по вине Евы, и вот уже много лет посвящает свои труды его искуплению!

— Я буду поддерживать вас всей данной мне властью, — добавил судья, который заговорил первым.

Покосившись на меня, он взял под руку Николо и увел его с собой. Николо бросил на меня презрительный взгляд через плечо, а судья добавил:

— Вы хотели бы провести первое собрание нашего братства до или после вашего венчания?

— Думаю, после, чтобы я смог должным образом вышколить жену по своему вкусу в постели, — хихикнул Николо. — Я считаю, что жену, как необъезженную кобылу, нужно учить шпорами и хлыстом. — Он остановился, повернулся и сказал: — Тебе будет любопытно это услышать, Бастардо. Через пару недель я женюсь. Так решили отцы города. Возможно, ты слыхал о моей невесте: она славится в городе своей красотой. Она уже была замужем, но ее муж умер несколько лет назад от чумы, прежде чем они смогли родить потомство. Но она слишком богата и молода, чтобы ей позволили остаться бездетной вдовой в эти отчаянные времена после чумы, когда в городе так мало детей. Поэтому я подал прошение, чтобы взять ее в жены, и получил разрешение. Она принесет мне приданое в тысячу флоринов!

Он важно выпрямился с выражением полного торжества и гордо поправил отороченную мехом алую мантию, а потом и мелко драпированный капюшон ей под цвет.

— Имя моей счастливой невесты Кьяра Иуди!

Глаза мои заволокла красная пелена. Взревев, я рванул в его сторону, но Моше Сфорно, Петрарка и Боккаччо меня удержали. В тот момент я убил бы Николо голыми руками, хотя он был вооружен мечом. Николо запрокинул голову и захохотал, а потом плавной походкой двинулся под руку с судьей и доминиканцем. Я бился и метался, изо рта вместо слов вырывалось какое-то клокотание, но меня крепко держали трое мужчин. Наконец я перестал вырываться. Петрарка и Боккаччо выпустили меня, но Сфорно продолжил крепко держать мою руку.

— Можешь отпустить, я не пойду за ним, — бросил я ему, сознавая свое бессилие.

Сфорно вскинул густые брови и неохотно выпустил меня.

— Очевидно, вам знакома эта дама? — дружелюбно спросил Петрарка. Я кивнул. — Необязательно переставать любить ее, юноша, только потому, что она принадлежит другому, — сказал он, внимательно вглядываясь в мое лицо. — Иногда безответная любовь возвышает и очищает твою душу, даже если поначалу ты не мог себе этого представить. Особенно в пылкую пору юности!

— Не то чтобы я люблю ее, — угрюмо ответил я. — Она мой друг. Она хорошая женщина и заслуживает лучшего, чем этот подонок Николо Сильвано.

— Да уж, в нем, прямо скажем, мало приятного, с этакими-то суевериями. — Петрарка кивнул и поджал губы, глядя на меня. — И все же твое лицо кажется мне знакомым…

— Я узнал тебя, — начал Боккаччо. — Такое утонченное лицо, персиковая кожа и светлые волосы… Я встречал тебя, когда ты был гораздо младше!

Я твердо взглянул ему в глаза:

— Вы тот поэт, которого я встретил, когда гулял по Флоренции, наблюдая ранние последствия чумы.

— Да, верно, — улыбнулся он. — Ты цитировал Данте и рассуждал о Джотто. Кажется, ты очень любишь работы мастера Джотто. — Он бросил любопытный взгляд на Сфорно. — В тот день ты помог еврею, которого избивала разъяренная толпа?..

— Лука спас жизнь мне и моей дочери, — кивнул Сфорно. — Без него они бы забили нас камнями. Нас обвиняли в распространении чумы.

Он посмотрел на Петрарку и пожал плечами.

— Вы рассуждаете о чуме как врач, я прав? — с интересом спросил Петрарка.

Его разговор, внимательность, редкое обаяние и живой интерес к собеседнику привлекали к нему людей, даже таких сдержанных, как Моше Сфорно.

Сфорно кивнул.

— Я учился в Болонском университете, — ответил он. — Они очень терпимы и евреям разрешают стоять у задней стены класса.

— Тогда мы братья по учению, потому что я тоже там учился, — одобрительно произнес Петрарка. — Я изучал юриспруденцию, со всем ее крючкотворством. Вообще я не очень люблю врачей и отношусь к ним довольно скептически, но для вас сделаю исключение. Я всегда просил моих друзей и наказывал слугам ни в коем случае не испробовать на мне никаких докторских штучек, а поступать в точности наоборот. Но вы, похоже, отличаетесь от большинства лекарей, синьор. В хорошем смысле этого слова.