Орест и сын - Елена Семеновна Чижова

нишу. — Те вооруженные.

— Ну ясно, — Зарезка подтвердил с удовольствием и отставил пустое блюдце.

— Они собаку сбросили — насмерть.

— Значит, отслужила свое — куды с ней? — он вставал на сторону вооруженных.

— Они и человека могут, любого — раз! — и в пропасть, — Инна говорила зло. — Я ненавижу их, но не боюсь!

— Ненави-ижу! — Зарезка передразнил. — С охраной хитрить надо, дуркой прикидываться, — он вскочил и завихлял задом:

На изральской улице петушок да курица

даром дрались, спорили,

после дом построили, —

голосил дурным голосом. — Чего толку-то — напролом? Перестреляют.

— Кто? Ангелы? — Ксения изумилась.

— Ну, — он сел и важно пригладил голову. — Всякому доля своя, — произнес смиренные слова несмиренно. — Падшие, значит. Тоже испытали на себе волю Его… — прервал себя, поднимаясь. — Жрать охота. Аж в животе подвело.

За оконной рогожей скрывался деревянный ящик.

— С удобствами, значит. Когда — зимой, — вытащил магазинную курицу, запаянную в целлофан. Отомкнул зубами кольцо. Вытянул черную, в копоти, кастрюлю. — Жиру-то, а? Налипло. Ничего… Сейчас заблестит…

Щербатым совком зачерпнул остывшего пепла и, подхватив какую-то тряпку, вышел вон.

— Какой собор? — Ксения спросила тихо. Инна молчала.

Чибис вздохнул и отвел глаза.

Плешивый притащил кастрюлю и плюхнул на плиту. Налипший снег зашипел, тая. Примерившись, он сунул курицу и подкинул дров.

— Соль — после. Теперь ждать будем, — подмигнул Ксении.

— А где ваш… друг?

— Максимилиан-то? — Плешивый усаживался поудобнее. — Носит где-то нелегкая. Тебе зачем?

— Я… хочу спросить у него, — Ксения говорила едва слышно. — Кто такие — волхвы?

Чибис вздрогнул и шевельнул губами.

— Волхвы?! — Зарезкины брови хмурились, глаза веселились. — Колдуны значит. Явились, значит, с Востока, — он налил из бутылки.

— Тетя Лиля сказала, он — Ирод.

Рука кинула пойло в рот, как в печку. Плешивый глотнул и выпучил заслезившиеся глаза:

— Ну-у? — он передыхал, втягивая и выпуская воздух.

— Пожалуйста, дай мне, — Ксения обернулась к Чибису. — Вот, — она открыла обожженный лист. — Тогда Ирод, увидев себя осмеянным волхвами… — читала, не переводя дыхания — …всех младенцев… ниже времени, которое выведал у волхвов… Тетя Лиля сказала, и вы тоже: он сына убил… И другие мальчики умирают — всюду, — Ксеньин взгляд упирался в серую стену.

Инна смотрела в сторону: перед глазами плыли теткины цифры…

— Ты, девка, сдурела совсем! Нешто Максимилиан — Ирод?! Когда было-то? Не теперь же… — он тыкал в книгу пепельным пальцем. — Много их, которые сынов убивали, и кого — сыны… И! — махнул рукой.

— И что? Никто не виноват? — Иннины слова вспыхнули, как сухие поленья.

Зарезка нашарил бутыль и, опрокинув, приставил ко рту. Два беловатых ручейка сочились из углов:

— Дура ты, — он зашевелил непослушным языком. — Где ж это видано, чтобы всех убийцев виноватить?

— Значит, если я кого-нибудь убью… — Чибис вставал с места, — я тоже… буду не-ви-но-вен?

— Ты-то? — Плешивый оглядел щуплую фигуру. — Ты-то будешь виноватый.

— Но почему? — Ксения поднялась и встала рядом с Чибисом.

— Потому что — не Ирод! — Зарезка хохотал, цепляясь за ангельский подол.

— Сей есть сын мой возлюбленный, в котором мое благоволение! — снаружи донесся трубный голос. Плешивый цопнул бутылку и сунул под лежак. — Привет компании! По какому такому случаю? Самогонкой аж за стены несет, — Лошадиный оглядывался.

Плешивый завозился на лежаке:

— Вот — гости к нам, — он вертел головой. — Наслышаны, дескать, будто в городе Вихлееме новый царь юдейский народился, хочет тебя с престолу извергнуть, — он кривлялся и подпихивал бутылку ногой. — Ага, значит… Звезда, говорят, привела.

— Цыц! — гаркнул Лошадиный. — Стул мне!

Плешивый слез с лежака и вытянул табурет.

— Привела, говоришь? — он переспросил грозно.

— Звезда, звезда, — Плешивый поддакивал, юля.

— Какая звезда? — Ксения подобралась к Инне. Иннины губы стали серыми.

— Вот и я говорю, Максимилианушка: не всех убийцев виноватят, — Плешивый завел, кланяясь. — Одна звезда с неба упала, весь белый свет осияла, померк белый свет-то…

Лошадиный сунул руку за пазуху.

— Добытчик ты, Максимилианушка! Беленькую нашел, госуда-арственную, — Плешивый затянул, поднося пустую мензурку.

— Не лезь! — Лошадиный оборвал золоченую пробку и налил себе — одному. — Значит, волхвы? — он обвел глазами всех троих. — А меня, значит, Иродом? Ну и дальше чего? — выпил и оглядел Плешивого.

Тот вдруг озлился:

— А дальше прикажи в город послать и убить младенцев мужеска полу.

— Какой-такой город? Ихний что ли? Пустой он — некому у них там народиться.

— А не твоего ума! Твое дело — Иродово, — Зарезка вертел осмелевшим пальцем.

— Тебя, что ли, в убийцы? — Лошадиный сморщился. — Щенка слепого не удавишь, — он дернул подбородком в сторону ангела.

— Куда нам до тебя… — Плешивый засопел.

— Цыц! — обрубил Лошадиный. — Младенцы ихние вырастут — друг друга передушат. А? — он смотрел на Чибиса. — Угощу! За город свой выпьешь. Врагу отданный!

— Это неправда! Наш город никогда