Клинок инквизиции - Диана Удовиченко

– Кажется, попался наш оборотень, – шепнул Клаус.

Сенкевич знаком приказал ему замолчать, тихо взошел на крыльцо, приник ухом к двери. Демонолог замер под окном.

Сначала в доме было тихо, слышалось лишь монотонное бормотание монаха – кажется, он молился. Набожный какой народ, подумал Сенкевич. Все-то они с молитвой: едят, работают, людей сжигают, в вервольфов перекидываются… Интересно, прежде чем с бабой переспать, тоже к богу апеллируют?

Затем раздалось и тут же смолкло тихое отрывистое рычание. Клаус встрепенулся. Рано, показал Сенкевич. Он хотел точно убедиться, что Инститорис вервольф, а как говорилось в прочитанных им книгах, обращение – процесс довольно долгий и постепенный. Так что требовалось застать инквизитора в образе волка. Если при этом пострадает бабенка – жаль, конечно, но сама виновата: нечего было пускать к себе оборотня.

Из дома донесся женский визг, стоны и громкий вопль Инститориса.

– Пора, – кивнул Сенкевич.

Вдвоем они слаженно ударили плечами в дверь, вынесли ее и влетели в дом.

На полу посреди комнаты в колено-локтевой позе стояла голая хозяйка. Сзади сосредоточенно трудился монах. Левой рукой он вцепился в волосы дамы и изо всех сил тянул их на себя, правой осенял брюхо крестным знамением. Он входил в женщину короткими собачьими толчками, с каждым поступательным движением стонал и приговаривал:

– О Господи, о Господи, о Господи…

С лысины градом катился пот, жирный живот содрогался, словно гигантская медуза на воде, по заднице ходили волны. Инститорис так увлекся своим занятием, что не обратил внимания на грохот и не сразу увидел незваных гостей. Зато женщина сориентировалась мгновенно – заверещала, выскользнула из-под инквизитора, оставив в его руке солидный пук белокурых волос, на четвереньках отползла в угол и замерла там почему-то лицом к стене.

– Нда… – протянул Клаус. Строгий взгляд демонолога перебегал с пышного зада хозяйки на перепуганного монаха и обратно. Наконец альбинос решил, что зад все же предпочтительнее и сосредоточился на его созерцании. – Грех, чтоб они сдохли…

– Брат Генрих… – издевательски проговорили с крыльца. – Брат Генрих, зная твой строгий нрав и безусловное благочестие, я не сомневаюсь: ты здесь наверняка обращаешь заблудшую душу в лоно церкви? Как успехи? Помощь не требуется?

Инститорис проблеял что-то невнятное. Сенкевич присвистнул.

Перед ним стоял бывший капитан ФСБ, Данил Платонов собственной персоной. Правда, облик его до неузнаваемости изменился, но выражение глаз осталось то же – непримиримое, холодное, жесткое. При виде Сенкевича к этой гремучей смеси добавились еще и радость с бешенством.

Платонов обнажил меч, шагнул вперед. Клаус, пакостно ухмыльнувшись, прошептал заклинание – бесы, которых он всегда держал неподалеку на всякий случай, ворвались в реальность, выдернули клинок из руки капитана и попытались вселиться в его тело.

– Отче наш, иже еси на небеси! – взревел Платонов.

Бесы, повизгивая, отпрянули, а Данил с воплем на чистом русском:

– Ах, сука, щас за все ответишь! – попер на Сенкевича.

Вспомним юность, мысленно усмехнулся тот, и двинул прямым в челюсть. Капитан только слегка пошатнулся, тряхнул головой – в точности Ван Дамм в каком-то фильме про бойцов, и тут же попытался исполнить маваши-гери с прицелом в голову Сенкевича. Видно, тело объекта было не настолько тренировано, как тело самого Платонова – Сенкевич легко уклонился, упал на руки, сделал подсечку, капитан загремел на пол.

Сенкевич схватил первое, что попалось под руку – небольшой бочонок, – и под скорбный вой хозяйки с рычанием опустил на голову Платонова. Капитан вывернулся в последний момент, тара разминулась с его затылком лишь на какой-то сантиметр. Раздался треск, по полу разлилось литров десять отменного масла.

– О блядь, – печально сказал Платонов, пытаясь подняться. Ноги его непроизвольно разъехались, и капитан уселся на шпагат.

Воспользовавшись тем, что о нем позабыли, Инститорис схватил рясу и пополз к выходу, его примеру последовала обнаженная дама. С улицы раздавались бесовские визги – там Клаус натравливал своих питомцев на отряд Платонова.

Пол хижины превратился в каток, Дан с трудом поднялся и, раскорячившись, пошел на Сенкевича. Тот в самый неподходящий момент поскользнулся и упал бы, если бы не капитан. Платонов подхватил противника, заломил руку за спину, швырнул на стол и провез по нему лицом, сметая тарелки с нехитрой закуской.

Очистив стол, Сенкевич с грохотом свалился в угол. Дан прыгнул на него, но тот уже встал. К щеке прилип кусок унылой вареной моркови, в одежде запутались ленточки пошинкованной капусты. Сенкевич подхватил опустевший стол, размахнулся справа налево и врезал капитану в бок. Гниловатое дерево раскололось, не причинив Платонову особого вреда.

Дан с Сенкевичем схватились врукопашную. Скользя на масле, пыхтели и тихо матерились, стараясь придушить друг друга. Капитан медленно, но верно продвигался к растопленному очагу. Сумев наконец подобраться к огню, собрался с силами, подставил врагу подножку. Сенкевич упал, сверху, поскользнувшись, рухнул и Дан. Оседлав противника, наклонил его голову к очагу, стараясь сунуть в пламя.

Сенкевич извивался, как червяк, в итоге все же вывернулся, навалился на Дана. Теперь пришла его очередь пихать в огонь голову Платонова. В каком-то миллиметре от раскаленного жерла капитан сумел оттолкнуться от облицовки и отползти – все только благодаря маслу, – извернулся, оскалился как волк и вонзил зубы в ляжку Сенкевича. Тот не ожидал такого вероломства, завопил, шмякнул Дана кулаком по темечку. Платонов охнул, разжал челюсти, но тут же врезал с ноги, угодил в лоб. Противники отвалились друг от друга, с трудом приходя в себя.

На улице раздавалось инфернальное завывание – отряд продолжал сражаться с бесами.

Первым отдышался Дан. Подполз к противнику, ухватил за грудки, но как-то уже вяло. Сенкевич тоже отбивался без особого энтузиазма. Немного повозившись, сказал:

– Ну хватит уже дурью маяться. Считай, ничья.

– Я тебя, сволочь, все равно достану, – отдуваясь, проскрипел Дан.

– И что толку? – скептически поинтересовался Сенкевич. – Убьешь?

Капитан Платонов задумался. На лице отразилась напряженная работа мысли, глаза потеряли бешеное выражение. Потом неуверенно сказал:

– Нет. Убивать пока не буду. Ты ж, гадюка вонючая, нас с Настей сюда закинул, тебе и вытаскивать. – Подумав, добавил: – А вот если не вытащишь, тогда точно убью.

– Настя, – гнусно ухмыльнулся Сенкевич. – Аппетитная телка. Как она, кстати? Надеюсь, не попала в хромое или рябое тело?

– Не твое дело, с-сука! – тут же взъярился Дан. – Сказал, строй давай свою хрень и отправляй нас домой!

Сенкевич закинул ногу на ногу, полюбовался на блестящие от масла башмаки, предложил издевательски: