Клинок инквизиции - Диана Удовиченко

Решив не спорить с жутковатым мужиком, она послушно залезла в бочку. Человек подал ей кусок полотна и плошку с настоем мыльного корня. Настя подняла руки, чтобы вымыть голову, и вскрикнула: плечо отозвалось резкой болью.

– Я помогу.

Человек подошел сзади, осторожно намочил волосы девушки, осмотрел разбитый затылок, промыл рану. Вода в бочке сделалась мутно-розовой. Намазал волосы мыльным настоем, осторожно помассировал голову, ополоснул водой из кувшина. Затем перешел к плечам, груди – тер куском ткани. Действовал аккуратно и деловито, отстраненно – в его движениях не было никакой чувственности, ни намека на мужской интерес. Скорее, это походило на обращение с очень ценной, но чужой, не вызывающей никаких эмоций и воспоминаний, вещью.

Вымыв девушку, человек помог ей выбраться из бочки, обтер льняной тканью. Подал белую рубаху:

– Надень.

Настя облачилась в одеяние из тонкого полотна.

Человек кивнул:

– Хорошо. Вот, накройся. – И протянул одеяло из волчьего меха.

Приказал вынести бочку, потом выдернул из-за пояса сердито звякнувшие кандалы, надел их на запястья девушки, закрыл. Вынул факел из скобы, молча вышел. Заскрежетал, проворачиваясь, ключ в замке – два раза против часовой стрелки, один раз по часовой. Настя осталась одна в темноте.

Они ищут не там. Всегда не там. Хватают не тех. Забавно наблюдать за человеческой суетой. Страх, боль, предательство – хорошая почва для того, что должно вырасти на месте города. Пока он, вервольф, господин Равенсбурга. Но очень скоро явится истинный повелитель.

– Так куда, ты говоришь, прогуливаешься по ночам?

Человек, подвешенный на дыбе, выкашлял из разбитого рта что-то невнятное.

– Повтори. – Сенкевич взмахнул кнутом.

– Я не помню, – прорыдал человек.

Еще удар. И еще.

– Прости меня, господин, но я и правда не помню…

Сенкевич отбросил кнут, отер пот со лба, с омерзением почувствовал во рту привкус крови. Кровь… Она сейчас везде – на губах, на руках, на этом вот уроде, который шляется по ночам неизвестно где.

На окраине Равенсбурга, в заброшенном доме он организовал собственный орден, свою инквизицию, и пытал, и бил нещадно, страшнее еще, чем монахи, – искал вервольфа.

Со всех концов города к нему стекались слухи и доносы, его сеть работала на полную мощность. Сенкевич не хватал кого попало по оговору соседей, нет, он проводил расследование, анализировал, так что в его пыточную попадали только настоящие подозреваемые.

Этого ремесленника видели, когда он в лунную ночь бродил по пустырю. Сенкевич не доверил допрос Клаусу, хотя злобный демонолог с удовольствием этим бы занялся. Он и сейчас присутствовал при пытке, злорадно улыбаясь при каждом стоне и крике. Аарон, напротив, старался держаться подальше от пыточной. Сенкевич и не настаивал, пощадил нежную душу алхимика.

Спустя некоторое время стало ясно: подозреваемый – безобидный лунатик, да еще и психически неполноценный.

– Опять не то, – сплюнул Сенкевич. – Убрать.

Клаус понятливо кивнул, отвязал несчастного от дыбы, подхватил под мышки. Сенкевич отвернулся, стараясь не обращать внимания на хрип агонии. Нельзя оставлять свидетеля в живых – при случае расколется инквизиторам.

Вскоре труп, надежно упакованный в холщовый мешок, занял место в углу, дожидаясь глубокой ночи, когда его вынесут и закопают.

– Готово, Гроссмейстер, – с довольным видом доложил Клаус.

– Вот, взяли наконец. – Два наемника втолкнули в дом худощавого рыжего парня в черной одежде и кожаном доспехе – ближнего.

– На дыбу, – коротко бросил Сенкевич.

Он давно понимал: все, что происходит в Равенсбурге – все эти ведьмы, колдуны, пожиратели детей, бесноватые, сумасшедшие – звенья одной цепи. И вервольф, конечно, тоже, раз даже высший демон Марбас отказался говорить о нем. Паранормальные способности так массово проявляются у людей в особых местах. Те, у кого имеются задатки, становятся сверхъестественными существами, те, кто послабее, просто сходят с ума. Это как мутации в зоне радиоактивного излучения.

Только вот непонятно было: вервольф тоже лишь своеобразная мутация либо он все же появился чьими-то стараниями ради определенной выгоды?

Всех колдунов и ведьм, которые принесли ему клятву на крови, Сенкевич допросил лично. Под страхом смерти подданные не могли соврать – кому захочется разлагаться заживо? Никто из них не имел отношения к оборотню и не мог даже представить, откуда он взялся.

Оставалось лишь предположить, что в Равенсбурге есть еще один сильный колдун или ведьма, о которых Сенкевичу ничего неизвестно. Он регулярно погружался в транс, изучая город, отыскивая в нем всполохи чужой силы, но ничего не находил: либо неизвестный колдун был хорошо защищен, либо его просто не существовало.

Лишь над ратушной площадью по-прежнему завивался черный вихрь негативной энергии. Сенкевич знал, откуда она идет. Но что, если эта невероятная мощь закрывает от него еще одну силу? Что, если колдун обитает в ратуше? Вервольф выгоден инквизиторам – его появление развязывает им руки. Возможно, он выгоден также бургомистру – если тот склонен к казнокрадству. Сенкевич отлично знал, как пилится бабло на чрезвычайных ситуациях. Сменяются только эпохи, сами люди не меняются.

Тогда любой из обитателей ратуши мог оказаться колдуном либо нанимателем колдуна. Из осведомителей ничего выжать не удалось: один из подкупленных стражников погиб при захвате ратуши, два других, которых удалось завербовать, служить начали недавно и толком ничего не знали.

Сегодня наемники наконец схватили ближнего, и Сенкевич очень надеялся, что тот не из фанатиков. В любом другом случае дыба, кнут и раскаленные пруты отлично развязывали язык.

Клаус с наемником связали воину Христа руки, подтянули на дыбе – рыжий застонал, ощутив, как выворачиваются плечи.

– Как тебя зовут?

Вместо ответа рыжий выкрикнул ругательство.

– Упорный… – Сенкевич кивнул Клаусу. Тот подтянул веревку, выламывая плечи парня еще сильнее. – Так как тебя зовут?

– Гоззо, – выплюнул рыжий.

– Хорошее имя, – доброжелательно улыбнулся Сенкевич. – Скажи, Гоззо, давно ли ты служишь в ближних?

– Будь ты проклят!

– Не волнуйся. Мы уже прокляты, – захохотал Клаус. – Как и ты, и весь этот городишко, чтоб он сдох.

– Так давно? – Кивок, веревка натянулась еще сильнее. Гоззо закачался под потолком.

– Год почти, – прохрипел он.

Не фанатик…

– Отлично, – одобрил Сенкевич. – Так мы, пожалуй, обойдемся без кнута и огня, не правда ли?

Для наглядности Клаус продемонстрировал железный прут и сунул его в очаг.