Дмитрий Донской - Николай Борисов

Разбой на морях и на реках, именуемый пиратством, был известен еще в Древнем мире. Гней Помпей прославился тем, что разгромил киликийских пиратов, державших в страхе всё Средиземноморье. На Руси основателями речного пиратства были варяги. Их прямые потомки новгородцы в середине XIV века решили возродить древний промысел. Собравшись ватагой где-то в Подвинье, они летом 1374 года, спустившись вниз по Вятке, отправились в набег на Среднюю и Нижнюю Волгу. Их грозная флотилия состояла из 90 огромных лодок «ушкуев». В каждой лодке находилось 20–25 человек. Не встречая сильного сопротивления, ушкуйники разделились на две партии: одна пошла вниз к Сараю, а другая сухим путем вернулась обратно на Вятку и на Двину (45, 114).

Успех первого набега воодушевил ушкуйников на еще более дерзкое предприятие. Собрав около полутора тысяч «охотников за удачей» и загрузившись в 70 лодок, они другим путем — по рекам Сухоне и Костроме — вышли на Волгу возле Костромы и принялись грабить русские города. В Рогожском летописце этой истории посвящена отдельная повесть «О костромском взятии», замечательная своим подлинным драматизмом.

Тогдашняя Русь не испытывала недостатка в негодяях. Однако зло обязательно должно быть наказано. В этом — главная моральная парадигма русского летописания. Разбойники должны либо раскаяться и уйти в монастырь — либо погибнуть позорной смертью. Гибель всего отряда ушкуйников от рук «бесермен» (астраханских татар) — Божий суд, от которого не спасется ни один грешник.

Мораль этой истории проста и очевидна. Однако автор повести на удивление сдержан по части нравоучительных цитат из Священного Писания. Его рассказ реалистичен и лаконичен. В построении фраз ощутим напряженный внутренний ритм. Это одно из лучших повествований в летописях той поры.

«Того же лета коли князь великии был под Тферию, а в то время пришедше новогородци Великаго Новагорода ушкуиницы разбоиници 70 ушкуев, а старейшина у них бяше именем Прокоп, а другыи Смолнянин, и пришедше взяша град Кострому. Преже выидоша рекою Костромою на Волгу и сташа оплъчившася на брань, гражане же изыдоша из града противу, собрашася на бои, а воевода же у них бяше тоже и наместник Плещеев.

Новогородци же видеша горожан костромич много более пяти тысущь, а самех мало новгородцев с полторы тысущи и разделишася новогородци на две чясти, едину половину отпустиша в таю в лес, они же обоидоша около по можщеелнику и удариша на костромич в тыл, а другая половина удари в лице. Воевода же виде бывшее и убояся, нача бежати, ни сам на них ударил, ни рати своей повелел, но выдав рать свою, покинув град свои, подав плещи, Плещеев побеже. Костромичи же, видевше то, и не бившеся и побегоша и мнози ту на побоищи побиени быша и падоша, а друзии по лесом разбегошася, а иных живых поимаша и повязаша. Новгородци же видеша оставлен град и не брегом и несть ему заборони ни отькуду же и взяша град и пограбиша его до конца, и стоявше в граде неделю целу и всяко скровище изыскаша и изнесоша и всякыи товар изъобретше и поимаша. Не все же товарное с собою попровадиша, но елико драгое и легчайшее, а прочее тяжькое излишнее множаишее в Волгу вметаша и глубине предаша, а иное огнем пожгоша. И множьство народа христианскаго полониша, муж и жен и детии и девиц с собою попровадиша и отьидоша от Костромы и шедше на низ по Волзе пограбиша Новъгород Нижнии и много полона взяша муж и жен и девиц и град зажгоша. И поидоша на низ и повернута в Каму и тамо в Каме помедлиша неколико время и потом выидоша ис Камы и внидоша Камою на Влъгу и дошедше на низ по Вльзе града Блъгар и тамо полон весь христианьскыи попродаша, или костромьскыи, или Нижняго Новагорода, попродаша бесерменом жены и девици, а сами поидоша в насадех по Волзе на низ к Сараю, гости христианьскыя грабячи, а бесермены биючи, и доидоша на усть Влъгы близ моря града некоего именем Хазитороканя (Хаджитархан, современная Астрахань. — Н. Б.) и тамо изби я (их. — Н. Б.) лестию хазитороканьскыи князь именем Салчеи. И тако вси без милости побиени быша и ни един от них не остася, а имение их все взяша бесерменове. И такова бысть кончина Прокопу и его дружине» (43, 113).

Незаурядные литературные достоинства «Повести о костромском взятии» сопоставимы с ее ценностью как исторического материала. Дерзкий рейд новгородцев вызывает целый ряд вопросов и требует осмысления в контексте бурных событий 1375 года.

Итак, в августе 1375 года, когда великий князь Владимирский Дмитрий Иванович Московский стоял с войсками под Тверью, флотилия из семидесяти ушкуев внезапно появилась у Костромы. Ушкуйники спустились по реке Костроме, верховья которой близко подходят к верховьям Толшмы — правого притока Сухоны. Где-то там, на Верхней Сухоне, в новгородских владениях, ушкуйники и построили свою флотилию, которую затем волоком перетащили из Толшмы в Кострому.

На подготовку похода — строительство лодок, набор людей, закупку оружия и продовольствия — потребовалось не менее двух-трех месяцев. Вероятно, всё это началось ранней весной 1375 года.

Успех похода во многом зависел от его неожиданности. Вероятно, предводители ушкуйников распространяли слухи о готовящемся рейде совсем в другую сторону, например — на Вычегду.

Самый интересный для историка вопрос: кто финансировал это отнюдь не дешевое предприятие? И был ли этот поход чисто грабительским, «разинским» — или он имел политическую подоплеку? Известно, что судьи в Древнем Риме в поисках истины любили ставить наводящий вопрос: кому выгодно? Последуем их примеру. Кому выгоден был разгром волжских городов и торговли?

Москва явно не имела никакой выгоды от набега ушкуйников на Кострому и Нижний Новгород. Кострома входила в состав территории великого княжества Владимирского. Там сидел московский наместник, в данном случае — злополучный воевода Плещеев. Таким образом, это была своего рода диверсия в тылу у Дмитрия Московского (и его главного союзника Дмитрия Суздальского) в тот ответственный момент, когда он стоял с полками под Тверью.

(Сто лет спустя Москва применит тот же прием против татар. Во время «стояния на Угре» осенью 1480 года отряд князя Звенигородского, выполняя приказ Ивана III, совершит набег на оставшуюся без прикрытия столицу Большой Орды. Эта весть заставит хана Ахмата поспешить с уходом из Руси и возвращением в степи.)

Тверь, безусловно, была заинтересована в этой диверсии. Возможно, именно действия ушкуйников заставили Дмитрия Московского и его союзников поспешить с завершением кампании, оставив Михаила Тверского на троне и лишь озлобив его новым унизительным (но отнюдь не обязательным для исполнения) договором. Однако натянутые отношения Твери с новгородцами, не забывшими разгром Торжка в 1372 году, а также бедность тверской казны заставляют усомниться в том, что за походом ушкуйников прямо стоит Михаил Тверской. И всё же «привкус» московско-тверской вражды в этой истории, безусловно, ощущается.

У Новгорода были старые счеты с Тверью. Но сильная Тверь нужна была новгородцам как противовес сильной Москве. Поэтому новгородские бояре приняли участие в тверском походе 1375 года неохотно и только после настойчивых требований Дмитрия Московского. Судя по всему, они выслали под Тверь весьма скромные силы. Трудно поверить, что поход ушкуйников был предпринят без тайного одобрения «тверской партии» новгородской знати. Примечательно, что ушкуйники не спешили возвращаться в новгородские владения. Грабители понимали, что Дмитрий Московский будет требовать их выдачи, а также компенсации убытков. В ответ городские власти немедленно объявят, что это была личная инициатива организаторов похода, и выдадут их головой московским палачам. В этой ситуации лучшее, что могли придумать вожди похода Прокоп и Смольнянин, — спуститься вниз по Волге, затеряться где-то в дельте или на Каспии. Там они и сложили свои буйные головы…