Дмитрий Донской - Николай Борисов

Он призывал сплотиться против общего врага и впредь не повторять губительных ошибок.

Таковы были уроки «Слова», которое — судя по его поступкам — Дмитрий Московский имел своей настольной книгой. Заметим, что отзвуки «Слова» явственно слышны не только в «Задонщине», но и в «Слове о житии и о преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя Русского».

А теперь обратимся к событиям жаркого августа 1377 года.

О них мы узнаём только из письменных источников. А потому — несколько слов на эту тему. «Повесть о побоище иже на Пиане» в Рогожском летописце имеет значительные утраты. Поэтому мы восполним ее параллельным текстом Симеоновской летописи. Оба текста восходят к одному источнику — Общерусскому своду начала XV века («Своду 1408 года», «Своду митрополита Киприана»). Этот свод вобрал в себя целый ряд местных летописных традиций, в том числе и нижегородскую (243, 177). Многочисленные бытовые подробности свидетельствуют о том, что в основе повести лежит рассказ нижегородца, очевидца событий. Стилистическая цельность рассказа о событиях 1377 года, четкая нравоучительная тенденция позволяют думать, что это был незаурядный книжник из круга архиепископа Дионисия Суздальского.

«Того же лета перебежа из Синие Орды (современный Казахстан и Западная Сибирь. — Н. Б.) за Волгу некоторый царевич, именем Арапша, и въсхоте ити ратью к Новугороду к Нижнему. Князь же Дмитреи Костянтинович посла весть къ зятю своему къ князю великому Дмитрею Ивановичю. Князь же великии Дмитреи събрав воя многы и прииде ратью к Новугороду к Нижнему въ силе тяжце. И не бысть вести про царевича Арапшу и възвратися (князь Дмитрий. — Н. Б.) на Москву, а посла на них воеводы своя, а с ними рать володимерскую, переяславскую, юрьевскую, муромскую, ярославскую. А князь Дмитреи Суждальскыи посла сына своего князя Ивана, да князя Семена Михаиловича, а с ними воеводы и воя многы, и бысть рать велика зело. И поидоша за реку за Пиану, и прииде к ним весть, поведа им царевичя Арапшю на Волчьи воде. Они же ополошишася (утратили осторожность. — Н. Б.) и небрежением хожаху, доспехи своя на телеги своя въскладаху, а инии в сумы (переметные сумы лошадей. — Н. Б.), а иных сулици (дротики. — Н. Б.) еще не насажены бяху, а щиты и копья не приготовлены, а ездять порты своя с плеч спущав, а петли розстегав, аки роспрели: бяше бо им варно (жарко. — Н. Б.), бе бо в то время знойно. А где наехаху в зажитьи мед или пиво, и испиваху до пьяна без меры, и ездять пьяни, по истинне за Пьяною пьяни, а старейшины их или князи их или бояре стареишиа, велможи или воеводы, те все поехаша ловы деюще, утеху си творяще, мнящеся, аки дома. А в то время погании князи мордовьстии подведоша втаю рать татарскую из Мамаевы орды на князей наших, а князем нашим не ведущим, и про то им вести не было, и доидоша наши Пару (неясно в тексте. — Н. Б.), абие (тотчас. — Н. Б.) погании борзо разделишася на 5 полков и внезапу из невести (неизвестности. — Н. Б.) удариша на нашу рать в тыл, бьюще и колюще и секуще без вести. Наши же не успеша ничтоже, что бы им сътворити, побегоша к реце ко Пьяне, а татарове после, бьюще, и ту убиша князя Семена Михаиловичя и множество бояр. Князь же Иван Дмитреевич прибегоша в оторопе (испуге. — Н. Б.) къ реце ко Пьяне, гоним напрасно (внезапно. — Н. Б.), и вержеся на коне в реку и ту утопе, и с ним истопоша в реце множество бояр и слуг, и народа безчислено. Сиа же злоба съдеяся месяца августа в 2 день, на память святого мученика Стефана, в неделю, в 6 час дне от полудне. Татарове же, одолевше христианом, и сташа на костех, полон весь и грабеж оставиша ту, а сами поидоша к Новугороду к Нижнему изгоном без вести» (45, 118).

Побоище на реке Пьяне представлено нижегородским летописцем с яркими бытовыми подробностями. Он рисует картину всеобщего пьянства и распущенности, но при этом не называет по именам виновников этого позора — московских и нижегородских воевод. Исключение составляют два погибших на Пьяне предводителя войск — княжич Иван Дмитриевич Суздальский и неизвестный по другим источникам князь Семен Михайлович. Но, как говорили в древней Руси, «мертвые срама не имут».

Центральное место в повествовании занимает нравственно-учительная тема — осуждение «небрежения», то есть самоуверенности, надежды на «авось», проявленной воеводами. Пагубные последствия этого «небрежения» обнаружились как сразу (гибель войска и его предводителя князя Ивана Дмитриевича Суздальского), так и позже (разгром татарами Нижнего Новгорода).

Эти упреки нижегородского книжника являются традиционными для древнерусской литературы и восходят к основным постулатам христианской этики. Те же рассуждения о пагубности «небрежения» и пользе бдительности находим в «Поучении» Владимира Мономаха. Среди полезных советов, которые он давал своим детям, есть и такие:

«На войну вышед, не ленитеся, не зрите на воеводы; ни питью, ни еденью не лагодите, ни спанью; и стороже сами наряживайте, и ночь, отвсюду нарядивше около вой, тоже лязите, а рано встанете; а оружья не снимайте с себе вборзе, не розглядавше ленощами, внезапу бо человек погыбаеть» (23, 400).

(Уместно вспомнить, что единственный сохранившийся экземпляр «Поучения» Владимира Мономаха находится в Лаврентьевской летописи, написанной в Нижнем Новгороде в январе-марте 1377 года по заказу князя Дмитрия Суздальского. Знал ли беспечный суздальский князь наставления своего великого предка? Безусловно, знал. Но, увы! Сколько хороших советов дают нам старые книги — и как редко мы прислушиваемся к ним. Последуй Дмитрий Суздальский и его утонувший в реке Пьяне сын Иван наставлениям Мономаха — и судьба Нижнего Новгорода была бы не столь трагична…)

Рассказ о битве на Пьяне был благодатным материалом для литературных упражнений на традиционную тему «гордости» и «смирения». Московские летописцы первой половины XVI столетия не преминули воспользоваться им. В Никоновской летописи находим пространную литературную обработку этой истории в духе христианского нравоучения о пагубной гордыне (42, 27). Однако при всей риторической окрашенности этой переработки она, по существу, ничего не прибавляет к первоначальному рассказу нижегородского книжника — современника событий.

Летописи не позволяют сколько-нибудь точно локализовать место битвы на реке Пьяне. А между тем это не праздный вопрос. Внимательное чтение «Повести» позволяет заметить, что помимо «небрежения» воевод автор хорошо представляет и реальную картину боя. На это указывает и упомянутая им вполне реальная деталь: татары напали на русских с тыла, откуда те не ожидали удара. Русские в смятении бросились бежать в противоположную сторону — к реке Пьяне. При поспешной переправе через реку многие погибли. Отсюда следует, что русское войско находилось на северном, обрывистом берегу реки Пьяны и в случае прямого нападения татар (и их общей переправы через реку) имело некоторый запас времени для сбора полков. Это обстоятельство ослабило бдительность воевод.

Понимая, что прямой удар на русские полки (с переправой через Пьяну) ставит их в невыгодное положение, татары предприняли обходной маневр. Для быстроты передвижения по указанным мордовскими князьями узким лесным дорогам они разделили свои силы на пять отрядов, которые, обойдя Пьяну с запада, просочились в тыл русскому войску, прижав его к реке и отрезав ему путь к отступлению в сторону Нижнего Новгорода. Спасаясь от татар, русские воины бежали к реке и там находили свою погибель.