Посол Господина Великого - Андрей Посняков

Отступил Олег Иваныч к баньке.

Кругами ходил Тимоха, словно волк, для последнего прыжка примеривался. Размахнулся секирой — да сразу ударил, не давая возможности врагу пырнуть в брюхо, хоть и окольчуженное. Опаслив Тимоха был, опытен. Ну да и Олег Иваныч не на помойке найденный — того и ожидал, вмиг отклонился влево. В последний момент изменил направленье удара Тимоха, левее взял. Ну, и то предвидел Олег Иваныч, успел меч подставить, еще бы не успеть…

Страшной силы удар был — переломилось лезвие надвое.

А вот об этом позабыл Олег, увлекся слишком.

Захохотал Тимоха, секиру для удара последнего поднял…

Прыгнул Олег Иваныч, обломок бесполезный выбросив… Пнул ногами в живот шильника, только кольчужка звякнула. Ха! И чего этим решил добиться? Засмеялся Тимоха, отступил в сторону. В ту сторону, куда и надо было. Не ему, Олегу Иванычу. На желоб ледяной, что от бань вел к речке…

Так, смеясь, да ничего не поняв еще, и покатился вниз по ледяной дорожке… Ухнул прямо в прорубь! Только ледок тонкий стеклами разлетелся, да поднялись по сторонам студеные брызги…

Стрелой скатился к реке Олег Иваныч, секиру брошенную подобрал — не выплыл бы гад! Хоть и тяжела для купанья кольчужица — вынырнул Тимоха, об лед затеребил руками. Увидел пред собой в заснеженных сапогах ноги… Глаза подняв, завыл тоскливо, смерть свою близкую чуя…

Не ведал жалости Олег Иваныч — не тот человек был Тимоха Рысь, чтоб к нему какую-то жалость испытывать — ахнул с размаху секирой — раскроил башку надвое! С хлюпаньем ушел под воду шильник, затянула тело под лед водица студеная…

Туда тебе и дорога, Тимоха Рысь. В геенну огненную, кою заслужил ты вполне делами своими черными…

Усталый, опустошенный, вернулся Олег Иваныч на двор ключника Игната. Солнце из-за туч выглянуло, луч желтый прямо на крыльцо пал, высветил… В сиянье том по ступенькам женщина спустилась. В сарафане простом, в шушуне, на плечи полушубок овчинный накинут. Лицо бледное, исхудалое, под глазами круги синие. А сами глаза — прежние, золотисто-коричневые, блестящие! И волосы — из-под шапки, золотом…

Софья…

Поцелуй долгий, жаркий. С Олега Иваныча аж шапка на снег слетела.

— В подпол поди, Олежа, — обнимая, шепнула боярыня. — Гриша там, вчера еще брошен…

Кивнул Олег Иваныч, разжал объятия.

Вошли в нижнюю горницу, Олексаха мечом приподнял половицу. Холодом пахнуло, а уж темень…

— Лестницу тащите, ребята!

— Да не надобно лестницу, — гулко откликнулись снизу, — руку протяните только…

Вытащили отрока. Весь дрожит от холода. Лицо отощалое, узкое, волосы — по плечам. Глаза синие — усмехаются.

— Ну, наконец-то! Явились, не запылились. Давненько вас дожидаемся.

Заплакав вдруг, на шею Олегу Иванычу бросился.

Там же и формы нашли, в подполе. Монеты бесчестные печатать. Упаковали тщательно — на суде пригодятся. Пока схоронили убитых, пока то, се — и вечер подкрался.

К вечеру выехали к Капше-реке всадники боярина Ставра. Остановил боярин коня, задумался.

— До Куневич ведь недалече, а, Митря?

— Недалече, боярин-батюшка!

— К ночи доскачем?

Посмотрел Митря Упадыш на небо, почесал бороденку козлиную, качнул головой отрицательно:

— Нет, не успеем, батюшка… Вон, туча идет, как бы не забуранило. Лучше б в распадке лесном переждать…

Махнул рукой боярин. Пес с ним, в лесу — так в лесу. Велел костер жечь да зимний шатер ставить. Завтра поутру — в Куневичи…

Десяток воинов было со Ставром, не считая Митри. Все окольчужены да оружны — вояки опытные.

С утра раненько засобирались Акинфиевы ловушки да капканы ближние проверить, не попалась ли дичь, ну, заодно и, бог даст, запромыслить кого. Пир на весь мир устроить задумали — в честь помолвки Олега Иваныча, человека житьего, да новгородской боярыни Софьи. Батюшка с дьячком с утра уже крыльцо церковное еловыми ветками украсили, старались. Олексаха с Демьяном, да Званом, да Терентием тоже с Акинфиевыми пошли — зверье промышлять, к обеду обещали вернуться.

Из друзей Олеговых одна молодежь зеленая — Гришаня с Ульянкой — в деревне остались, с кручи на санях пошли кататься. Весело! Олег Иваныч с боярыней своей тоже разок прокатился — да в сугроб оба. Посмеялись, плюнули да пошли в баню — как раз поспела… Первый-то парок — в самый раз!

Красива боярыня — и раньше-то была — пава — а тут еще похудела. Как разделась — ахнул Олег Иваныч — не боярыня, фотомодель для «Плейбоя». Потянул к себе ласково…

Потом парились долго. Попарившись, снова в предбанник вышли. Только приобнял Олег Иваныч боярыню, как в дверь поскреблись острожливо, прошептали елейно:

— Кваску-от, принесли, батюшка.

Это хорошо, квасок-то…

Натянул Олег Иваныч порты, Софья полотенцем прикрылась.

Отперли засовец.

— Ну, давайте квас-от.

Тут и навалились. Неизвестные люди, оружны, окольчужены, злы. Враз спеленали! Ухмылялись противно. А самый-то препротивец — Митря Упадыш в дверях стоял. На пойманных зыркнув, на улицу дверь распахнул, в поклоне согнулся.

Ахнула боярыня, закусил губу Олег Иваныч.

Ставр-боярин на пороге возник, бледный, красивый, в плаще алом. Ухмыльнулся:

— С легким парком, полюбовнички.

Разрумяненные, довольные, возвращались с горки ребята, Гришаня с Ульянкой. Рядом шли, санки вместе тащили. На пригорке остановившись, поцеловались, дальше пошли. Опять остановились. Потянулся Гришаня губами… Да вдруг округлились глаза у Ульянки!

— Что это там за люди, у ворот топчутся? Вроде воины…

Оглянулся Гришаня. Точно — воины. Окольчужены всадники, оружны. А впереди, на коне белом — главный…

Боярин Ставр!

Гришаня схватил Ульянку за руку:

— Вот что, беги-ка к нашим охотникам. Чай, не успели еще уйти далеко — найдешь по следам…

Покачала головой Ульянка:

— Нет, Гриша, беги сам, пожалуй… Я-то, чай, с самострелом лучше тебя управлюсь!

— Чего?!

— Не спорь, Гриша. Беги, — обняв, поцеловала парня Ульянка. — А за меня не беспокойся, я тут в овине спрячусь. Да и ты недолго…

— Ну, смотри.

Еще раз поцеловав девчонку, бросился к лесу Гришаня, обернулся по пути, рукой махнул.

Вытащили из бани обоих. Олега Иваныча и боярыню Софью. Холодновато на улице — да не чувствовали те холода — смерть лютую чуяли.

— А и то хорошо, что вместе, — повернув голову, шепнула Софья и улыбнулась. Усмехнулся и Олег Иваныч.

— Смеются еще, твари, — злобно буркнул Митря Упадыш. — Ужо, досмеетесь… Оу!