Светлые воды Тыми - Семён Михайлович Бытовой

отражения, отпрянул. Но в следующую минуту, поняв, в чем дело, припал мохнатыми губами к воде. Напившись, сохатый выпрямился, осмотрелся по сторонам и, вдруг заметив людей, насторожился, приготовился к прыжку. Кирилл словно ожидал этой минуты, и, прицелившись, выпустил заряд дроби прямо в морду сохатому.

Зверь взревел, замотал головой, облизнул кровь с верхней губы. И не успел охотник выстрелить еще раз, как сохатый пошел прямо на него. Кирилл прыгнул за толстый ствол тополя, плотно прижался к нему всем телом, а Миша полез на соседнее дерево.

С разбегу сохатый с такой силой ударил рогами в ствол, что старый могучий тополь, за которым стоял Кирилл, дрогнул, закачался. Кирилл крепко стиснул в руках ружье, решив, если сохатый снова пойдет на него, выстрелить прямо в глаза зверю и ослепить его. Однако сохатый, оглушенный ударом о ствол, обломав кусок рога, зашатался и, раскидывая ноги, медленно побрел в заросли. Опасность миновала.

— Зачем стрелял, если дробью не убить его? — приглушенным голосом, словно боясь, что его услышит зверь, спросил Миша, слезая с дерева. — Лучше бы не стрелял!

— Жаль, упустил его, — хмуро проворчал Кирилл, недовольный собой.

— Пойдем, однако, обратно, а то Николай Павлович заругает.

Кирилл и сам понимал, что слишком далеко ушли они от бивака, что, пожалуй, пора возвращаться. Да разве можно показаться Николаю Павловичу без рябчиков! Хоть бы штук десять настрелять.

Мишка и слушать ничего не хотел. Зная отчаянный характер брата, он был почти уверен, что Кирилл так просто из тайги не вернется. Обязательно что-нибудь опять придумает.

— Что же ты так тихо идешь?

— И не надо было тебе тащиться за мной в тайгу, — рассердился Кирилл. — Просто беда с тобой, честное слово. И в кого ты удался такой плаксивый, понять не могу.

Мишка угрюмо промолчал.

Пока возвращались к реке, Кирилл убил семь рябчиков. Попав на стайку, сразу снял с ветки трех птиц, через несколько минут — с другого дерева — еще четырех.

— Ладно, пошли. Николаю Павловичу на ужин хватит.

— Идут! Идут! — радостно закричала Соня Ауканка, завидев их издалека.

Братья сразу догадались, что их долгое отсутствие беспокоило Николая Павловича.

— Садитесь ужинать! — строго сказал он.

После ужина Кирилл Батум рассказал все, что случилось в тайге.

— Кто же с дробовиком идет на сохатого?

— А что было делать, Николай Павлович? Ведь другого ружья не было.

— И не надо было его задевать! Напился бы сохатый воды и побрел бы себе дальше.

Но мальчики, понятно, были на стороне Кирилла Батума. Они, вероятно, поступили бы так же, как он. Не часто случается, чтобы сохатый вдруг очутился так близко от людей.

А Кирилл молчал.

Спать легли в сумерках. Костер был уже раскидан и залит водой, но от золы все еще струился жидкий дымок.

Тихо стало в тайге. Изредка слышался то далекий, то совсем близкий полет птицы. Каждый взмах крыльев напоминал всплеск воды на реке.

Горячий Ключ, куда пришли на следующий день, представлял собой небольшое озерцо, поросшее по краям высокой травой. Над ним, словно легкое марево, клубился пар. Озерцо пополнялось горячими струйками воды. Она пробивалась из-под невысокой, но очень крутой сопки. Вокруг Горячего Ключа росло много ягод, особенно жимолости.

Девочки ушли по ягоды. Мальчики, у кого были дробовики, разбрелись по тайге. А остальные отправились рыбачить.

Дежурными остались Мишка Батум и «братики» Петя и Костя. Они поддерживали костер. Чистили картошку, кипятили в котелках воду.

К обеду все вернулись на привал. Даже Кирилл Батум на этот раз не опоздал: принес живого коршуна, которому перехватил ремешком крылья и спутал ноги. В клюв хищнику он загнал тугой пучок травы, чтобы не клевался. Но коршун, видимо, дался Кириллу нелегко. Рубашка была у мальчика разодрана, руки исцарапаны в кровь.

— Вот красивое чучело сделает из него дедушка, — с восхищением сказала Валя Бисянка.

— Никакого чучела не будет, — отрубил Кирилл.

— Как это?

— А вот так. Пусть живет коршун при школе. Будет живой экспонат.

— Что же ты его — на цепи или на веревке держать будешь?

— Без всякой веревки никуда не улетит. Подрежу крылья ему, буду кормить два раза в день, он и приручится. Николай Павлович, я думаю, не одни чучела нам нужны. Можно держать и живые экспонаты.

— Где же ты их будешь держать?

— Очень просто. Смастерим из ивовых прутьев клетки. Поймаем лисиц, бурундуков, белок… Наловим птиц разных. Пускай живут.

— Вот это здорово, Кирилл, — поддержал Ким Пунадинка. — Галки у нас уже есть. Ворон Алитет тоже. А теперь этот коршун. Николай Павлович, сколько дней проживем у Горячего Ключа?

— Еще дня два-три.

— Тогда много можно успеть. Давай, Кирилл, составь бригаду: ты, я, Вася, Коля, Рома… Как, Николай Павлович, можно?

— Ладно, ребята, сегодня вы уже побродили по тайге. Отдыхайте. А завтра утром решим, — учитель на минуту задумался и заключил шутливо: — Если вас, озорников, отпустить далеко, потом за неделю обратно не соберешь.

…Солнце стояло высоко в небе и щедро бросало раскаленные лучи на густую зелень деревьев, на которой еще блестели капли утренней росы. Небо было чистое, и лишь у горизонта, где его, казалось, подпирала дальняя гряда сопок, проплывали небольшие легкие облака.

Тайга в этот ранний час летнего дня всегда выглядит торжественно. Все радуется, живет, тянется вверх к беспредельному светлому небу. В траве кузнечики неутомимо стучат тоненькими молоточками по крохотным звонким наковальням. То здесь, то там, будто соревнуясь между собой, на разные лады поют птицы — здесь громче, там тише, — и вдруг разом все умолкают, чтобы через минуту продолжить пение. Где-то, совсем неподалеку, вдруг захрустит валежник и застучит камень о камень. Сразу можно догадаться, что к водопою идет лось, сбивая рогами крепкие ветки каменной березы. Под валежником копошатся муравьи, занятые своей кропотливой работой.

А воздух в тайге так густо настоян на тысячах разных трав, цветов, листьев, что трудно понять, какой он! Сама природа, взяв от каждого растения понемногу, так искусно приготовила этот воздух, чтобы человеку легко дышалось, радостно жилось!

Как грустно было бы, если бы не было леса! Высохли бы реки, истощилась бы от зноя и ветра земля. Любите лес! Дальневосточная тайга щедро делится с вами своими богатствами. Она дарит вам семена своих самых дорогих пород — редчайшего бархатного дерева, маньчжурского дуба, амурского тополя, неповторимой аралии. Она стоит