«Всё не так, ребята…» Владимир Высоцкий в воспоминаниях друзей и коллег - Игорь Кохановский

Тексты песен Высоцкого дожили, не постарев. И еще долго проживут. А где теперь стихи поэтов, собиравших стадионы? Они исчезли из памяти, потому что пытались соединить истинно вечное с желаниями хозяев жизни.

Сейчас самые маленькие подробности жизни Высоцкого обсуждаются, напечатаны, сняты в кино, а тогда это было известно мало кому, и мы с женой решили, что никогда никакой журналист от нас ничего не узнает. Теперь это не имеет смысла. Но мы остались верны своему обещанию. Лиля ни разу не сказала ни слова, и я тоже. Пару маленьких подробностей могу уточнить. За нашим столом, точнее за столами в двух квартирах (сперва в маленькой на проспекте Вернадского, а потом в побольше на Малой Грузинской), он сидел много сотен раз, и ни разу, ни одного разу не был пьяным или даже сильно выпившим. Это было по просьбе Лили.

Он кидался в это состояние раз-два в году. Когда терпеть не было силы. Психика поэта ранимее, чем у обычного человека. Всё, что нас царапает, его резало до крови. И это копилось в душе. Я, кстати, никогда не видел его грубым или резким в споре. Невозможно было представить его в диалоге наподобие тех, которые сегодня стали нормой на каналах, когда все орут и перебивают друг друга или высказываются с высокомерным презрением к какой-нибудь несчастной жертве, попавшей на передачу.

Если говорить о том, что определяло публичный характер его поведения, то одним из основных черт была самоирония. Она все время сопровождала его слова легкой рефлексией, то возникая, то исчезая. Это было похоже на то, как в фильме «Ёжик в тумане» то возникает, то исчезает в тумане морда лошади. Она всегда здесь, но иногда угадывается.

Отдаленно это напоминает выступления поэта Дмитрия Быкова. Только Высоцкий говорил тише, а самоирония будто порхала. Когда компания «Дирекция кино» начала фильм «Высоцкий», они позвали меня собрать актерский ансамбль. У них была трудоемкая идея: поместить лицо актера на роль Высоцкого в пластиковую портретную маску. Сделали они это классно. Но в этой компании я оказался единственным, кто видел Высоцкого живым. И эти воспоминания всё время вызывали из памяти совсем другой облик: лицо, состоящее из непрерывного чередования выражений разных чувств, оценок и рефлексий. Я помучился бессонницей пару недель и, собрав ансамбль, мирно расстался с «Дирекцией кино».

В конце пятидесятых – начале шестидесятых годов жизнь Высоцкого была насыщена трудами ежедневно с утра до ночи.

Во-первых, было радио. Он там говорил много. Играл в инсценировках, читал тексты из классической прозы. Когда поменялось государство, в годы разброда и разрухи эти уроды уничтожили пленки с фондовыми записями. Но кроме этих ценных и подлежащих хранению записей, были обычные записи, которые после исполнения размагничивались, и на них писали еще раз, а то и два. Это было теоретически недопустимо, а на практике позволяло экономить магнитную пленку.

Затем шло телевидение на Шаболовке. Там было ужасно тесно, ничего похожего на будущие километры коридоров в Останкино.

После этих двух неуважаемых заработков была престижная работа – кино. Про него можно было применительно к нашей теме сказать: «Оно было заметно медленнее в производстве». Кинопленка требовала дополнительного света даже на натуре. Прожектора по 200–300 кг окружали актеров с разных сторон. И сам съемочный процесс был медленнее и более трудоёмок. Были актеры, которые к этому приноравливались. Например, Евгений Евстигнеев мог мгновенно засыпать хоть на пять-десять минут, пока операторы ставили свет на фон или натягивали тюль. Мы слышали, что где-то там, в сказочном Голливуде, у каждого актера есть своя комнатка-гримерка, где он может отдохнуть. Со временем это стало проникать и к нам, сегодня каждый актер имеет свою грим-уборную на колесах. А тогда можно было разве что в кресле растянуться в большой гримерке. Все эти труды были только дополнениями к театральным репетициям и спектаклям. Но для Высоцкого спектаклем рабочий день не оканчивался. Главными были концерты. Он выходил на сцену клуба, института или НИИ, уставленную микрофонами. У его ног полукругом выстраивались магнитофоны. Люди ждали иногда часами. Он никогда не обманывал, приезжал и выкладывался по полной программе.

Но все-таки на телевидении, в театре, кино платили немного, на жизнь не хватало. Для серьезного заработка надо было выкроить время, три-четыре дня, и улететь на «чёс». Там Высоцкий давал по пять-шесть полноценных концертов в день. Это всё были совсем другие, не сегодняшние заработки. Работать надо было много, и понятия «корпоратив» не существовало.

У Высоцкого были очень скромные, минимальные требования к жизни. Их даже требованиями назвать нельзя. Но все-таки к приезду Марины нужны были какие-то траты. Он помогал маме и первой семье, где росли два сына. При этом всё, что он делал, было сопровождением главного, принципиально бескорыстного. А главным были песни.

Мне довелось несколько раз видеть, как он работал над текстами песен. В семидесятые годы мы жили в маленькой квартирке на Юго-Западе. Она была на полдороге между Театром на Таганке и домом, где Высоцкий жил с Мариной, когда она прилетала. А в другие дни он часто заезжал к нам поужинать и оставался ночевать. В эти дни сын освобождал свою комнатку метров восемь-десять и переселялся к нам с женой. А Володя ночевал в этой комнате. Каждый вечер, когда я шел в ванную почистить зубы перед сном, видел, как Володя сидел за школьным столом сына и писал. Через плечо ему я не заглядывал, но это всегда был текст новой песни.

А утром, когда я еще сонный ковылял в душ (съемки на «Мосфильме» начинались в 8–9 часов), Высоцкий уже сидел за столом и писал, как будто и не ложился спать. Но он спал, только мало. Он говорил, что его норма – 4 часа в день. При его нагрузке, темпе и эмоциональных затратах кажется, что это недопустимо мало. Врачи говорят, что такие люди есть. Например, таким был Петр I. Медицина называет таких людей – астенический гипоманьяк. Применимо ли это к Высоцкому? Не знаю.

Утром за завтраком в виде омлета и остатков вчерашней баранины он часто продолжал правку текста – я видел эти черновики. Как правило, листы были исписаны сверху донизу с одной стороны и как будто без помарок. А поверх этого первого варианта весь лист был исчерчен поправками.

Никогда я не слышал, чтобы Высоцкий читал текст песни как стихи, отдельно от музыки. Вечером, заехав после спектакля, за столом он охотно пел. Перекусит и тянется к гитаре. Одна подробность: никогда не пел то, что просили, только то, что хотел сам. Как будто у него был какой-то внутренний репертуарный план.

Я не сразу понял, в чем тут дело. А секрет был прост: он пел только новые песни – отрабатывал детали в маленькой компании. И когда все детали были привинчены друг к другу, песня уходила в жизнь. Вечерами он уже не пел ее или пел очень редко. Вечерние песни – это были не вип-концерты для узкой аудитории, а репетиции, на которых нам посчастливилось присутствовать.

Конечно, я хотел сделать с ним фильм. С этой идеей мы с Дунским и Фридом начали писать сценарий «Арап Петра Великого», где Высоцкому предназначалась роль Ибрагима Ганнибала, предка Пушкина.

В начале работы предполагалось, что мы продолжим неоконченную повесть Пушкина «Арап Петра Великого». При близком рассмотрении выяснилось, что Пушкин написал только самое начало большого исторического романа, и мы пошли своим путем. Единственное, что осталось, – это главная роль и центральное место Ибрагима Ганнибала. И то, что эта роль предназначена Высоцкому. Нам было важно, чтобы страна увидела Высоцкого в интеллигентном облике. В театре он играл Гамлета, читал стихи Бориса Пастернака, а по стране из всех окон вырывались его песни, где он звучал как друг и брат, с избытком хлебнувший всех тягот нашей жизни.