«Всё не так, ребята…» Владимир Высоцкий в воспоминаниях друзей и коллег - Игорь Кохановский

Однако руководство объединения и художественный совет, состоявший из ведущих актеров советского кино, подавляющим большинством отклонили кандидатуру Высоцкого. Отклонили, несмотря на аргументированные, эмоциональные выступления в пользу Высоцкого С.Кулиша и В.Мотыля, уже тогда известных и авторитетных режиссеров. Сейчас широко распространено мнение о том, что биографию Высоцкому усложняли высокопоставленные чиновники. Это заблуждение – не меньше помех ему создавали коллеги из актерского цеха, да и наш брат кинематографист.

Тогда я решил отказаться от картины. Удержал меня от этого шага Высоцкий. «У тебя и так „Интервенция“ за плечами, после этого отказа они тебе вообще не дадут работать. Бирюкова будет играть Жора, и сделает это очень хорошо». И повез меня к Юматову знакомиться.

С годами у меня притупилась острота впечатления от этого его поступка, но тогда я был потрясен. Только актер может понять, что такое добровольно уступить роль, которую ты выносил, с которой сжился и которую практически сам сочинил.

После картины «Один из нас» наше сотрудничество с Володей продолжалось и на самой скандальной картине в моей биографии – «Одиножды один». Я хотел снимать «Наше призвание», а мне сказали, что время не приспело. Первым делом я, естественно, пригласил на одну из главных ролей Высоцкого. После «Интервенции» руководство настойчиво противилось нашему сотрудничеству, и снимать его мне снова не разрешили. Высоцкий откликнулся на это известным письмом: «…я огорчен только тем, что снова мы не работаем вместе. Все подстроил под это, но се ля ви: комитет сильнее нас. Но в следующий раз мы еще повоюем. Впрочем, песни-то мы успели всобачить…»

Восьмидесятый год начался для него и для меня знаменательно: наконец запустили «Наше призвание», который я пробивал тринадцать лет. Впервые после «Интервенции» мне удалось утвердить Высоцкого на одну из основных ролей секретаря комячейки Сыровегина – этакого партийного работника с гитарой. Естественно, песни, как и к предыдущим моим картинам, должен был писать он сам. Кроме того, был решен вопрос о его режиссерском дебюте – «Зеленый фургон». Я был назначен художественным руководителем. Мы жили лихорадочной жизнью, полной надежд… Как-то в останкинском коридоре, после очередных дебатов с начальством, сказал: «Что-то желудок ноет… Если что… пусть мою роль сыграет Ваня Бортник – уникальный артист, между прочим».

Он позвонил рано утром – слишком рано, если учесть, что накануне должен был идти «Гамлет», и пропел мне по телефону первую песню для нашей картины. Свою последнюю песню, как стало ясно потом. Это был гимн учеников школы 1924 года. Потом он подробно и напористо объяснял, как ее надо записать, какое должно быть музыкальное сопровождение: две гитары и ударная установка. «Через несколько дней привезу тебе текст» – сказал на прощанье он.

…Через несколько дней ночью ко мне в номер гостиницы в Пущино, где мы снимали, ворвался один из работников группы: «Только что „Голос Америки“ сообщил, что Высоцкий умер!». Машинально, мало что соображая, я отменил съемки и помчался в Москву.

Его квартира была полна народа. Он лежал аккуратный, мальчиковатый как когда-то… Марина, вся в черном, долго искала в куче его рукописей нашу песню. Нашла. Мой помощник торопливо переписал ее. И всё. Больше я его не видел.

Роль Сыровегина в картине «Наше призвание» сыграл Иван Бортник. А песню мы записали так, как Володя наказал…

2012

Мы познакомились с Володей, когда он пробовался у Славы Говорухина в «Вертикали». На студии был второй режиссер Саша Боголюбов, который и привез Высоцкого в Одессу, услышав его где-то в Питере. Володя тогда еще совсем не был популярен. Боголюбов мне говорит:

– Ты послушай его, послушай. Слава что-то кочевряжится. Может, поможешь его уговорить? Ведь это гений!

– Я терпеть не могу бардовскую песню, – отвечаю. – Я даже Окуджаву не люблю, и Визбора не очень-то. Я люблю стихи, а не эти песни.

Боголюбов не отставал:

– Нет, ты пойди и послушай! Чего у тебя – корона упадет?

Я спустился на этаж ниже, где сидел Володя и показывал свои песни. Песни для «Вертикали» еще написаны не были, он пел «Нинку» и другие. Я не помню, какие именно песни Володи я услышал тогда, но я в него просто влюбился.

Мы с ним ушли на берег, на пляж. Сидели на каких-то перевернутых лодках, проговорили, наверное, часов пять. В основном разговор состоял из моего захлебывающегося восхищения тем, что я услышал. Сказал я ему и о том, что я не люблю бардовскую песню. Володя мне ответил: «Я не бард. Я профессионально поющий актер Театра на Таганке».

Вот это я хорошо запомнил. Это общество бардовской песни он просто ненавидел и всячески от них отбрыкивался. Он не считал себя самодеятельным автором. Причисление к бардам его очень унижало и задевало. Он хорошо относился ко многим из них, но ненавидел их за то, что они хотели держать его за своего.

Вначале Говорухин Высоцкого на роль не утвердил. Сказал Володе: «Ну, попробуйте, напишите». Он с ним на «вы» тогда только разговаривал. Потом приехал Володя и привез три песни – «В суету городов…», «Скалолазку» и еще какую-то. Когда я услышал эти песни, у меня просто истерика была, я плакал. Говорухин послушал, поправил несколько слов. У Володи там внутри все клокотало… Но сдержался. Володя вообще критику переносил плохо…

Высоцкий принимал активное участие в работе над сценарием «Опасных гастролей». Он предложил эпизод с переодеванием в нищего, когда тот говорит: «Подайте одну копеечку!» Потом еще была его идея, что он переодевается в богатого буржуа, и когда видит, что за ним идут сыщики, – резко поворачивается и кричит: «Стоять!» И отправляет их в другую сторону. Там текст – это его импровизация была, в тексте сценария этого не было. Но я Володю так обожал, что если бы он даже все сказал своими словами, я бы тоже это сохранил. Его предложения касались возможности дополнительного актерского перевоплощения.

И еще в фильме есть вставленная им фраза… Это когда он разносит листовки – или что там такое было, что-то революционное, запрещенное – и в типографии отдает это Юматову, то говорит: «Я бегу, бегу – и не знаю куда». Я так понял, что этот вопрос его тревожил. Потом я от него эту фразу еще несколько раз слышал…

Для фильма Володя записал около сорока песен. Эти записи потом крутились по всей стране. То есть я на профессиональной аппаратуре и за государственный счет, тайно, но при попустительстве директора Одесской киностудии Геннадия Пантелеевича Збандута, организовал запись песен Высоцкого. Там, в этих записях, есть фразы типа: «Юра, я устал» или «Ой, давайте это перепишем». Мы записывали всё, что он пел. Степень моего обожания Володи и степень моего преклонения перед ним были сверх всякой меры.