Темная комната - Майнет Уолтерс

Клиника Найтингейл, Солсбери.

12 часов 50 минут дня.

Алан Протероу вытер ослабевшей рукой лицо, с заметным усилием поднялся из кресла и подошел к окну, ощущая тревогу. Мог ли он сейчас, положа руку на сердце, сказать, что поверил в рассказ Джинкс? Ведь все, что, как она утверждала, вспоминает, могло показаться граничащим с фантастикой, поскольку в живых не осталось никого, кто мог бы подтвердить или опровергнуть ее слова. Трое людей, знавших ее лучше остальных, были мертвы. И все трое были близко связаны именно с этой женщиной. Логика говорила за то, что Джинкс должна была знать кое-что об их смерти. Кроме того, что-то было известно и ее отцу, иначе зачем бы ему потребовалось помещать дочь в такую клинику, да еще и следить за тем, как проходит выздоровление. Казалось, Адам не меньше самой Джинкс был заинтересован в том, чтобы некоторые события прошлого так никогда и не воскресли в памяти этой женщины.

— Мне не слишком верится в это, — произнес врач, не поворачиваясь к Джинкс лицом. — Всего пару дней назад вы рассказывали о Расселе как о человеке крайне ревнивом. Вы еще сказали, что брак буквально душил вас. Теперь же вы утверждаете, что у него был роман с вашей лучшей подругой. По-моему, это не стыкуется с вашими прежними описаниями этого человека.

— Рассел верил в двойственность, существующую в жизни, — резонно заметила Джинкс. — Если он мог со спокойной совестью обманывать таможню, почему вы считаете, что он не мог так же изменять и собственной жене?

— Это вряд ли можно назвать ответом. Если человек буквально одержим одной женщиной, он не будет флиртовать с другими. По-моему, одно исключает другое.

— Все зависит от того, что вы подразумеваете под словом «одержим». Рассел больше всего был одержим самим собой, даже больше, чем мною. Я была для него чем-то вроде редкого произведения искусства, которым он мог похвастаться перед своими пожилыми приятелями. Этакая невеста-дитя, которая обожала его настолько, что пожертвовала и славой, и состоянием только ради того, чтобы стать его женой. Мег была сокровищем другого рода. Она могла доказать ему, что он все еще в силе, как мужчина, и остается привлекательным несмотря на свой возраст. И все же мы обе представляли для него не большую ценность, чем его обожаемые картины. Ему нравилось обладать вещами.

Доктор обернулся:

— Моя проблема заключается в том, что приходится просто верить вам на слово. Как ни жаль бедного Рассела, но мертвые, увы, не могут говорить за себя.

— Неужели существуют какие-то причины, по которым вы сомневаетесь в правоте моих слов? — Хотя эти слова были произнесены без капли враждебности, глаза женщины гневно вспыхнули. — Вы так неожиданно превратились в настоящего полицейского, хотя всего десять минут назад единственным вашим желанием было помочь мне. — Она сделала вид, что собирается подняться и уйти. — Что ж, для вас, как профессионала, наш разговор был полезен, а я уже голодна и хочу перекусить.

Но Протероу не поддался на ее угрозу покинуть его:

— Не стройте из себя обиженную девочку, — резко произнес он. — Здоровый скептицизм и желание помочь не являются взаимоисключающими вещами, Джинкс. Более того, можно поспорить, что одно только подкрепляет другое. Попробуйте убедить скептика в своей правоте, и вы заручитесь великолепным преданным союзником на будущее. Возможно, если бы вы постарались перестроить свое отношение к полиции хотя бы на данное время, вы, безусловно, легко рассеяли бы свою паранойю и помогли бы им отыскать убийцу Лео и Мег. Или вы столь же категорично настроены отказать в своем сотрудничестве, как тогда, когда было необходимо найти убийцу Рассела?

Джинкс окинула Алана недовольным взглядом:

— Я позвоню полковнику Клэнси и попрошу его переслать вам сюда все дневники и письма Рассела. Я до сих пор храню их дома в книжном шкафу. Так вот, запись, сделанная в день нашей свадьбы, например, гласит: «Чувствовал себя великолепно. Выглядел роскошно. Был одет в черный бархатный костюм и белую сатиновую рубашку. Моя речь за столом оказалась настоящим образцом остроумия и эрудиции. Жаль, что гостей было немного, поэтому восхищались ей только самые избранные». Вот это как раз то, что я называю одержимостью самим собой. Но не исключено, что я слишком уж надменная женщина, а упоминание имени невесты в день бракосочетания не такая уж важная вещь?

— И все же я удивлен, что вы не говорили мне раньше об этих ненормальных отношениях, — упорствовал Протероу. — Неужели вам не кажется странным, что Мег спала и с Лео, и с Расселом? Или у нее просто вошло в привычку красть у вас женихов и поклонников?

— Ну, если быть абсолютно точной, так это я крала их у Мег. У нее был головокружительный роман с Расселом, но уже через полгода ей все это наскучило, и она решила познакомить нас. То же самое произошло и с Лео. Она пояснила, что он просто ее деловой партнер, но, как ей казалось, мы настолько подходили друг другу, что должны были обязательно влюбиться по уши. Только потом я поняла, что в ее устах «деловой партнер» означал самого настоящего любовника.

— И вас не обижало то, что вы «подбирали» тех ее поклонников, в которых она уже больше не нуждалась?

— К сожалению, каждый человек уже кому-то не нужен. Мне казалось, что так будет даже удобней и проще. Ведь я знала свою предшественницу и была уверена в том, что мне не предстоит конкурировать с некоей суперженщиной.

Доктор подошел к креслу и тяжело опустился в него:

— Но вы не ответили на мой вопрос. Неужели вам не было обидно пользоваться чьими-то «объедками»?

— Теперь, оглядываясь назад, я могу согласиться с вами. Да, обидно и унизительно. Мег была куда привлекательнее меня. К тому же, она полностью игнорировала чувства других людей, особенно это касалось мужчин. Ее не мучили угрызения совести: она начинала с кем-нибудь бурный роман, а потом бросала этого человека через два или три месяца только из-за того, что на ее пути встретился другой симпатичный кавалер. Я не могу так обращаться с людьми, поэтому я дольше оставалась с теми, кого она «разлюбила», если это, конечно, устраивало меня.

— Но если ей это было надо, то по прошествии еще двух-трех месяцев Мег снова возвращалась к своим старым любовникам, — напомнил доктор и покачал головой, словно не веря тому, что только что сказал сам. — Если это действительно так, Джинкс, то мне становится непонятным, почему вы называете Мег своей единственной и лучшей подругой.

— По-моему, у меня это получается не слишком убедительно, — с неуместной радостью воскликнула женщина, словно посмеиваясь над недоверием доктора. — Но вам бы Мег непременно понравилась, — улыбнулась Джинкс, словно вспоминая что-то. — Послушайте, когда я говорю, что мне приходилось возиться с теми, кого она бросила, хотя бы временно, это же не означает, что я виню ее в том, что случилось со мной и с ними впоследствии. Она уговаривала меня не выходить замуж за Рассела. Одним из доводов было то, что ей не хотелось, чтобы я, в возрасте всего двадцати одного года, привязала себя к одному-единственному мужчине. Но было уже слишком поздно. Не могла же я покинуть его после того, что с ним сделал Адам. И в этом не было никакой вины Мег.