Доктор Смерть - Виктория Дьякова

— Почему? — она положила ему руки на плечи. — Ты разлюбил меня, Отто?

— Если бы. Но я знаю, ты приложила немало сил, чтобы освободить из тюрьмы Шелленберга, а теперь после его смерти, взялась рьяно воспитывать Клауса. Ты говорить, все осталось под руинами Берлина. Все продолжается, а мне бы хотелось, чтобы кое-что осталось там. Навсегда. Твоя связь с Вальтером, например. Ты обещала мне сотню раз, Маренн. И ни разу не сдержала своего слова.

— Да, я помогаю Ильзе растить Клауса, — Маренн прислонилась лбом к его плечу. — Что в этом странного? Я не могу его бросить. Он подросток, почти что мальчик. Как я могу его бросить? И я действительно приехала сюда по другому поводу. Не только из-за тебя.

— Чтобы остановить Бруннера? — он отстранил ее, поднял лицо. — Верно?

— Я человек, который прошел две мировые войны. Я не могу допустить, чтобы все повторилось заново, и стало еще страшнее, чем все то, что пережили мы. Я знаю, ты теперь руководишь Бруннером, мне сказал об этом Науйокс. Я не упрекаю тебя, что вы решили сделать меня ответственной за все его преступления, в конце концов это моя плата за жизнь, за то, что мне позволили остаться в живых. Но ты знаешь, меня не напугаешь. Выбирай, Отто, либо ты покончишь с Бруннером и его деятельностью, либо я поеду к Визенталю.

— К Визенталю? Ты? — Скорцени усмехнулся и покачал головой. — Ты погубишь себя, более того, погубишь многих. Ведь Бруннер потянет за собой и Эйхмана, и Науйокса? Тебе не жалко Веру? Ты забыла о вашей дружбе. Хорошо, что хоть Ирма вовремя умерла.

— Не нужно иронизировать, — Маренн снова отошла к окну. — Если бы я хотела так поступить, я бы поступила, никого не спрашивая. Я не шучу, говорю всерьез — поеду к Визенталю, — она повернулась. — И чтобы этого не допустить, тебе придется меня убить. Да, наверное, так и есть, ты спас меня в тридцать восьмом из лагеря, чтобы потом убить меня, или отдать приказ убить, так как у тебя нет другого выхода. Но и у меня нет. Я не позволю, чтобы Бруннер и дальше проводил свои чудовищные опыты. Я не позволю этого. Даже ценой собственной жизни. Я тебя ни в чем не упрекаю. У тебя теперь другая жизнь, молодая, красивая жена, нас ничто не связывает…

— Кто жена, Марта? Она мне не жена, — Скорцени усмехнулся. — Она не жена даже доктору Валдесу, а уж тем более Отто Скорцени. Она мать моего сына, но она мне не жена. А вот жена говорит мне страшные вещи. Что она пойдет к Визенталю или, более того, поедет в Израиль, чтобы нажаловаться в МОССАД. И все из-за ревности? Маренн, неужели нас ничего не связывает? — он подошел к ней. — Маренн посмотри на меня. Куда же все делось?

— Это ты мне скажи, куда все делось, — она произнесла глухо, комок в горле мешал говорить.

— Для меня — никуда. Я, по-прежнему, ревную тебя к Шелленбергу, ты меня вообще ко всем, но молча, я это знаю. И ты все также слушаешься голоса сердца, нисколько не принимая в расчет голос разума. Я думал, ты не подойдешь ко мне в кафе, ты должна понимать, это опасно. И если я позволил тебе увидеть себя с Мартой, то только ради того, чтобы ты не подходила ко мне, чтобы никто из посторонних людей даже не догадался, что мы знакомы. Этот клуб наводнен агентами спецслужб, журналистами, меня многие знают, за мной следят. И тут — ты. Одно неосторожное движение, случайно сорвавшееся слово — и вся работа Мюллера насмарку. Ты могла скомпрометировать себя, твое настоящее имя легко могут установить, дай только повод. Потому мне пришлось дать тебе понять, что я там с любовницей. Прости меня. Но иначе ты бы подошла — тебя бы ничто не остановило. Но лучше пережить разочарование в любви, которое легко можно излечить, чем в самом деле накликать на себя внимание МОССАДа. Но ты можешь позволить себе не думать о таких мелочах. Я не ожидал, что ты поедешь за мной…

— Я и сама от себя не ожидала. Ты знал, что тот поляк Ковальский появился на твоем процессе, чтобы всю вину Бруннера свалить на меня? — она пристально посмотрела на него. — Ты знал?

— Нет, я не знал, — он вздохнул и снова опустился в кресло. — Американцы вынудили Науйокса, но потом все равно легального освобождения не получилось. Пришлось бежать, ты, наверняка, знаешь. Так что весь план отменили. А когда я освободился, об этом уже не вспоминали.

— Вальтер мне говорил именно так, — Маренн едва заметно улыбнулась.

— Вальтер знал, с кем он работал, — Скорцени взглянул на нее со скрытым упреком. — Гораздо лучше, чем ты — с кем ты жила, как выясняется. Ковальский лечился в твоей клинике, его перевели из Америки?

— Да.

— А теперь спокойно вернулся на родину? Его никто не трогает?

— Да.

— Тогда чего ты хочешь, Маренн?

— Чтобы Бруннер прекратил ставить опыты на людях. Больше ничего.

— Ты очень неосмотрительна. Здесь нельзя так себя вести, — он наклонился к журнальному столику, налил виски в бокал. — Вот шофер такси, который тебя вез, ты знаешь, кто он?

— Нет, а зачем? — Маренн недоуменно пожала плечами. — Я ему заплатила.

— Это был мой человек, — входная дверь открылась, она услышала голос за спиной и вздрогнула. — Он мне сообщил радостную весть, к нам снова приехала фрау Ким. Наверное, с проверкой.

Это был Бруннер. Маренн взглянула на Скорцени — ловушка? Он молча приподнял бровь, как бы говоря: «Я тебя предупреждал».

Маренн повернулась. Бруннер стоял на пороге. Все такой же чистенький, опрятный, представительный, в идеально сидящем светло-сером костюме. Он картинно склонил голову и криво усмехался, с явно заметной издевкой. Маренн стало не по себе.

— Что тебе нужно, Дитрих? — спросил Скорцени с раздражением. — Мы не договаривались о встрече сегодня.

— Срочная необходимость.

— Тогда подожди меня наверху.

— Слушаюсь, — Бруннер понимающе закивал и неторопливо поднялся по лестнице, все так же неприятно улыбаясь.

— Немедленно возвращайся в гостиницу, — Скорцени подошел к Маренн. — Тебя отвезет мой шофер. И запомни, здесь не Париж, здесь нельзя сесть в такси, не задумываясь, кто шофер и куда он тебя везет, во всяком случае, у такого места, как кафе «Сладкая роза». Я был бы спокоен, если бы сегодня же ты вылетела назад, во Францию. Ты можешь сделать мне такое одолжение? И, пожалуйста, не думай о Марте. Забудь. Я прошу тебя, забудь, — он наклонился и поцеловал ее в губы.

— Я постараюсь…

Едва она вошла в номер гостиницы, зазвонил телефон. Маренн сняла трубку.

— Я бы наказал тебя как следует, — услышала она голос Мюллера, — да дотянуться не могу. Я же сказал, никакой самодеятельности.

— Но я…

— Не надо тратить время на оправдания, госпожа Ривас. В аэропорту вам заказан билет на Париж. Сейчас же уезжай…

— Но как же…

— Я полагаю, ты никогда не сомневалась, что я знаю, что говорю, а уж тем более, знаю, что делаю. С тех пор ничего не изменилось. Я дам тебе знать.