Искусница - Елена Хаецкая

— Да, Евтихий. Я знал, что твоя внешность — обман, коль скоро моя оказалась обманом. Но даже если ты на самом деле — тролль, из самых низших, из касты слуг и рабов, с грязно-зеленой кожей… — Он виновато улыбнулся. — Я не видел от тебя ничего плохого. Не было смысла тебя бояться или ненавидеть.

— Я пойду с тараном, — сказал Евтихий сквозь зубы. — В конце концов, клыки у меня подходящие. Чтобы грызть.

— Я тоже так думаю, — кивнул эльф. — Только вот что… следует опасаться зеленоволосого.

— Кого? — Евтихий так и подскочил.

— Здешним гарнизоном командует зеленоволосый, — объяснил Фихан. — Я обсуждал это с другими солдатами. Зеленоволосый появился здесь недавно.

— Он был ранен, да? — сказал Евтихий. — И осаждающие не стали подбирать его, потому что сочли покойником. Так все было? Но он все-таки забрался на холм и сумел проникнуть в замок, а некоторое время спустя возглавил всю их оборону.

— Да, — кивнул Фихан, не сводя глаз с золотой стены. — Иногда я его вижу. Там, на башне. Он выходит на крышу и смотрит на нас сверху.

Евтихий кивнул и пошел прочь. Ему хотелось побыть наедине со своими мыслями. Фихан ему не мешал, даже взглядом провожать не стал.

Когда осаждающие схватили двух путешественников, они вовсе не собирались их убивать. Просто обезвредили на короткий срок. На всякий случай. Вдруг это лазутчики или еще кто. Внешность здесь у всех довольно странная. Неприятная. Это тоже следует учитывать. Некоторые уроды на самом деле — обычные люди, но встречаются ведь истинные монстры. А бывает, самые настоящие злодеи выглядят как нормальные люди.

Например, Арванд — командир осаждающих. Рослый мужчина с гигантскими ручищами. Может пальцем глаз врагу выдавить, запросто, одним тычком. А когда-то, как он сам однажды признался, был работником на молочной ферме. Ничего особенного, просто парень, который доит коров.

Поэтому никогда не следует полагаться на то, что видишь глазами. Многие мертвецы на тех колесах, что выставлены по всей поляне перед замком, — они ведь тоже когда-то жили, на что-то надеялись. В частности, на тех, кто находился рядом с ними. А потом — все, смерть.

Золотые колеса вовсе не были орудиями казни, как поначалу опасался Евтихий. Это были могилы. Потому и золотые. Нужно же понимать такие вещи!

Думая об этом, Евтихий кивал. Теперь-то он понял. Никто не станет делать виселицу золотой, но позолотить гробницу — что может быть естественнее, не так ли?

Штурмовой отряд перезнакомился ближе к вечеру. Семеро мужчин и одна женщина. Им выдали спиртное, хорошую еду. Арванд несколько раз подходил к их костру, спрашивал, не надо ли чего-нибудь еще. И всегда находилось что-то, чего им недоставало: дополнительная выпивка, теплый плащ, чтобы укрыться на ночь, побольше мяса, яблоки, музыка. Арванд послушно выполнял все их требования. Даже музыку принес — нечто вроде виолы, только с сорванными струнами. И они полночи стучали по корпусу инструмента пальцами, выколачивая из него дикарский ритм. Евтихий чувствовал, как его жилы наполняются яростью. Он готов был бежать с тараном и бить, бить, бить в стену. Он сам готов был превратиться в таран и стучаться в эту стену головой. Лбом. Грызть ее клыками, которые, по словам Арванда, так хорошо предназначены для того, чтобы перекусывать и перемалывать.

Кстати, о клыках. Несколько раз Евтихий ощупывал их, но ничего особенного не замечал. Клыки как клыки. Даже странно, что другие находят их выступающими наружу, желтыми и вонючими. С точки зрения Евтихия, все в его внешности оставалось прежним.

А, лучше об этом не думать. Не это главное.

Главное — таран. Стена. Его новые товарищи.

Женщина была невысока ростом, коренаста, крепка. Она коротко стригла свои темные волосы. Ее круглая голова напоминала мяч. И скулы у нее были круглые, и глаза. Она не хотела говорить о том, кем была в другой жизни.

Она утверждала, что у нее вообще не было никакой другой жизни.

— Ты что, родилась здесь? — смеялся Евтихий. — Этого не может быть!

— Почему не может? — щурилась она.

— Потому что здесь не рождаются. Здесь только умирают, — сказал Евтихий с пьяной строгостью.

— Это тебе так кажется.

— Докажи.

— Не буду я ничего доказывать, — она вдруг расплакалась. — Нет у меня никакой прошлой жизни! Только эта!

— Ты потому и вызвалась на таран?

— Я не вызывалась, меня назначили.

— Боишься?

— Ничего я не боюсь.

Вот так и поговорили. Ближе к рассвету Евтихий заснул, обнимая женщину и поглаживая пальцами ее короткие волосы.

— Бедная.

Поутру их разбудил барабанный бой. Они ничего не помнили — ни дружеской попойки, ни задушевных разговоров, ни даже сна. Огромное бревно с рукоятками по бокам, шедевр осадной техники, принесли к их костру. Трое мужчин, и Евтихий в том числе, взялись за таран левой рукой, а на правую навесили щиты. Большие и широкие щиты, чтобы прикрывать не только себя, но и напарников.

Барабанный бой сделался чаще, яростней.

Пора! Они побежали к бреши в стене. Вокруг мчались другие, кто-то, наверное, нес лестницы. Евтихий ничего не видел из-под щита, только бок тарана, спину приятеля и иногда свои мелькающие ноги. Потом они с размаху врезались в стену.

Сверху на щиты посыпались камни. Настоящий град. Рука нестерпимо болела. Глиняный участок стены подался почти сразу, и образовалась брешь.

В открытый проем Евтихий вдруг увидел вражеских солдат. Они стояли наготове и ждали. Евтихию показалось, что они ухмыляются.

Ну конечно, они ведь приготовили внутри крепости разные ловушки, и сейчас глупая таранная команда попадется.

Но Евтихия и его товарищей обежали другие солдаты. Начался бой — у бреши по обе стороны стены.

Внезапно Евтихий услышал крик. Очевидно, кричали, обращаясь к нему, уже не в первый раз, потому что солдат ругался.

— Бросай щит и таран! Бросай ты их! Бежим!

Евтихий словно бы очнулся. Он избавился от тяжестей и двинулся вперед, кособочась, странной крабьей побежкой. Он видел, как медленно отворяются ворота и в них врывается поток разъяренных солдат, а навстречу им валят солдаты противника.

Евтихий вытащил меч и ударил по голове одного из врагов. Их было очень много. Но и осаждающих — тоже. На краю рукопашной схватки вертелись всадники. Со стены летели стрелы, но они почти не причиняли вреда. Евтихий размахивал мечом, почти не стараясь уклоняться от неприятельских ударов. Было так тесно, что никакие честные поединки или маневры не представлялись возможными.

Очевидно, здесь уцелеют те, кто имеет хоть какой-то опыт кабацких драк.

Евтихий нырнул под чью-то руку, занесенную с мечом над его головой, боднул солдата в бок, затем укусил другого, стукнул третьего рукоятью меча в лоб. Женщина оказалась рядом с ним. Он даже не заметил, как она быстро дернула рукой. Понял, что она ткнула ножом в живот одного из врагов только после того, как тот плюнул кровью и неловко осел.