Я спасу тебя от бури - Чарльз Мартин

Линия замолчала.

Я нажал кнопку отбоя, уселся обратно в автомобиль и повернулся к Сэм:

– Пристегни ремень и держись.

Вдалеке я видел огни тюрьмы, отражавшиеся от облаков. Оранжевое зарево.

Они устроили пожар.

Есть старая байка, которая звучит примерно так. Местный шериф пытается справиться с городским бунтом. Он вызывает рейнджеров и ждет на железнодорожной платформе, когда приедет поезд с вооруженным отрядом. Когда все пассажиры уходят с платформы, он видит одного человека со значком рейнджера, который выгружает свою лошадь и идет к нему. Шериф смотрит по сторонам и спрашивает: «А где остальные?» Рейнджер отвечает: «Один бунт – один рейнджер».

На самом деле в Техасе всего около ста тридцати рейнджеров. Это значит, что мы не привыкли рассчитывать на поддержку, потому что редко получаем ее вовремя. К тому времени, когда прибывает подкрепление, все уже заканчивается. Дело не в том, что мы не хотим поддерживать друг друга – просто Техас слишком велик. А может быть, это нас слишком мало. Я испытываю большое уважение к каждому, кто носит значок блюстителя закона, и в США есть подразделения мирового уровня – например, группа SWAT из Лос-Анжелеса, – но рейнджеры были, остаются и всегда будут самым легендарным правоохранительным подразделением на планете. Для этого есть причина. И если она связана с уважением, то мы это заслужили.

Я сделал четыре экстренных вызова и оповестил своих коллег вплоть до самого Далласа, но даже с вертолетами и форсированными двигателями понадобится время, пока не подоспеет подмога. На прямом участке дороги я взглянул на спидометр. Лицо Броди на фотографии улыбалось мне. Стрелка плясала возле отметки 110 миль в час. Сэм сидела мертвенно-бледная, вцепившись в подлокотники. Я не хотел, чтобы она видела это.

Мы прибыли на место через восемь минут после того, как я повесил трубку. Местный паренек – только что из полицейской академии, с блестящим значком без единой царапины, – сидел у ворот внешнего периметра. Мигали красно-синие огни. Он был близок к гипервентиляции. Вокруг собралась небольшая толпа. Я остановился. Он что-то говорил в портативную рацию, прикрепленную к плечу, когда я подошел к нему. Он увидел мою рейнджерскую звезду и шумно выпустил воздух из легких.

– Очень рад видеть вас, сэр. – Он покачал головой. – Говорят, что этому Хуаресу не удалось выйти на свободу, как писали в газетах, так что он решил устроить бунт.

Он прошел со мной к багажнику моего автомобиля и кратко описал ситуацию, пока я распаковывал вещмешок и надевал бронежилет. Появились новые автомобили. За мной, держась на расстоянии, стояли Джорджия и Дампс. Хоуп крепко сжимала свой блокнот, Броди моргал от ярких огней. Сэм одной рукой обнимала дочь, а другой держала за руку моего сына.

– Уведи их отсюда! – крикнул я ей.

Молодой полицейский продолжил свой доклад:

– Капитан Пэкер заперся в административном здании за главной оградой, но внутри периметра. Он сопровождал заключенного. – На другой стороне взметнулись языки пламени. Из окна на втором этаже валил дым. – Бунтовщики заняли наблюдательные вышки, где раньше стояла охрана. У них есть винтовки. Командир SWAT из Далласа велел держаться и обещал доставить танк. Это позволит нам пробиться к капитану.

Я попытался дозвониться до капитана. Никто не отвечал. У него не было десяти минут – возможно, даже пяти минут. Когда у здания администрации снова началась перестрелка, я закинул винтовку за плечо, проверил магазины в подсумке и пистолетах, достал мобильную рацию, включил ее, настроив на нужную частоту, и вставил наушник в здоровое ухо. Потом я повернулся к пареньку.

– Оставайся здесь и охраняй их. Говори со мной через эту штуку. – Я указал на его плечо. – Дай знать, когда прибудет подкрепление.

– Но, сэр… вы не можете остановить бунт.

Я завел двигатель.

– Сынок, я не пытаюсь подавить бунт. Я пытаюсь добраться до моего капитана, прежде чем они доберутся до него.

Сэм схватила меня за руку.

– Тай, ты можешь погибнуть!

Я покачал головой:

– Ничего нового для меня.

Она не отпускала мою руку.

– Но почему?

Это была пустая трата времени.

– Ты все равно не поймешь.

Я посмотрел на Броди. Отблески пожара играли на его лице, залитом слезами.

Я поцеловал Сэм, тронулся с места и посмотрел в зеркало заднего вида. Броди отвернулся, прижавшись лицом к Сэм. Тюрьма мерцала и потрескивала. Оранжевые вспышки, клубы черного дыма. Блеск колючей проволоки. Редкие выстрелы. Отрыжка из адской утробы. Река протекала справа от меня, за оградой, пропадая в тени за прожекторами. Не так давно и недалеко к югу отсюда другие рейнджеры, скакавшие в Мексику, со смутной надеждой оглядывались через плечо на Рио-Гранде.

Если бы мы только могли вернуться к реке.

Я проехал около полумили, миновал главные ворота, сорвал зеркало заднего вида с ветрового стекла и вдавил в пол педаль газа.

Секунду спустя первая пуля прошила ветровое стекло.

Дорогой Бог,

Ковбой только что уехал. Сейчас он едет очень быстро. Заключенные стреляют в него. Он только что вогнал свой автомобиль в парадную дверь того здания. Я слышу стрельбу внутри.

Бог, если тебя здесь нет, ты должен поскорее явиться, потому что из земли лезет настоящее ужасное зло.

Мы десять тысяч раз видели это по телевизору, от «Полиции Лос-Анжелеса» до «Матрицы». У каждого есть любимые герои. Они проносятся по экрану в замедленном темпе и высоком разрешении, но, когда все заканчивается, никто не может вспомнить особые подробности. Да и не хочет. Ваш уровень адреналина поднимается до небес, слуховая система блокирует большинство шумов, периферийное зрение становится туннельным, тонкая моторика уступает место резким движениям. Многие люди утрачивают контроль над кишечником или мочевым пузырем. И каким бы ни был окончательный результат, он никогда не выглядит красиво. Пули не просто сбивают вас с ног и убивают вас быстро и безболезненно. Они проделывают большие дырки, разрывают плоть и часто убивают вас медленно и больно. Такова природа войны.

До этого момента я часто гадал, о чем думал мой отец, когда ворвался в тот банк. Теперь я понимал. Вместо того чтобы описывать, что произошло или не произошло, позвольте рассказать вам, что я помню и чего не помню, насколько мне удается склеить это в одно целое. Хотя здесь нет преднамеренной лжи, не могу обещать, что все это правда.

* * *

Я не помню, как ударил бампером в фасад здания, или выбрался через разбитое ветровое стекло, или крался в дыму по коридору, направляясь к звукам перестрелки. Но я помню, как завернул за угол и увидел у подножия лестницы четырех мужчин с винтовками и пистолетами и как я был рад, что заметил их прежде, чем они заметили меня. Не помню, как я поднимался по лестнице, но, очевидно, мне это удалось, поскольку я оказался на втором этаже, глядя на баррикаду из столов и стульев и на капитана, лежавшего с другой стороны. Когда я добрался до него, он истекал кровью, сочившейся из нескольких пулевых отверстий, и сказал мне что-то, чего я не собирался делать, вроде «Убирайся отсюда ко всем чертям». Я не помню, как взвалил его на плечо и побежал к заднему пожарному выходу, но помню, как услышал сирену. Я не помню, как стрелял и перезаряжал, не помню, как меня подстрелили в ногу. Зато я помню, как пуля пробила мне плечо, потому что моя рука повисла; я не мог удержать винтовку правой рукой и гадал, кто это ткнул в меня раскаленной кочергой. Я не помню пятерых парней, которые появились из-за угла, но я как-то переступил через их тела в густом черном дыму. Не помню, как в винтовке и «кольте» закончились патроны и как исчезли четыре магазина, три из которых я держал в бронежилете, а один на поясе. Знаю лишь, что когда я посмотрел вниз, то увидел заклиненный затвор и дымящийся ствол. Не помню, как я выбежал, унося капитана на плече, но у меня осталось смутное воспоминание о том, как я пытался добраться до реки и думал о том, что если мы сможем это сделать, то все будет в порядке. Наконец, я помню, как подумал о том, что волки охотятся в стае, а потом вырубился свет.