Рейх. История германской империи - Борис Соколов

По иронии судьбы, всего через полтора года произошло военное столкновение Германии и СССР и началась Великая Отечественная война – самое идеологизированное противостояние в рамках Второй мировой войны, где каждая из сторон свято верила в превосходство своего мировоззрения.

Однако Гитлер и Молотов ошибались. Во Второй мировой войне с германской стороны подавляющее большинство сражавшихся на фронте и трудившихся в тылу руководствовались отнюдь не национал-социалистической, а старой доброй германской национальной идеей в ее имперском варианте. А в СССР также очень трудно говорить о господстве коммунистической идеи среди большинства населения. Для русских здесь до некоторой степени была значима русская национальная идея, на которую поспешил опереться Сталин. Для остальных же народов Советской империи, равно как и для многих русских, определяющим для участия в войне против Германии был страх перед репрессиями, а также насилием, которые немцы в изобилии творили на оккупированных советских территориях. Советский режим был гораздо более репрессивным, чем нацистский, по отношению к собственному населению и особенно армии. Сталин и его генералы и маршалы людей в бою не жалели. Гитлеру же и его военачальникам, хорошо сознававшим, что людские ресурсы Германии несоизмеримы с людскими ресурсами ее противников, волей-неволей приходилось беречь своих солдат и без нужды не допускать их гибели. Кроме того, в Германии нацисты не стремились привить массам концепцию «человека-винтика». Наоборот, борьба с марксистами – социал-демократами и коммунистами – велась под восстановлением автономии личности от навязываемой ей «воли большинства». В последние месяцы войны, после заговора 20 июля 1944 года, Гитлер усилил репрессии в армии. Заградительные отряды и эсэсовцы беспощадно карали дезертиров, число которых росло по мере того, как становилась очевидной безнадежность положения Германии. Однако и тогда казни дезертиров и тех, кого обвиняли в участии в заговоре 20 июля, в иных антифашистских действиях или в невыполнении приказов, не проводились без судебной процедуры. Для германского менталитета воспитательную или устрашающую роль мог иметь только судебно оформленный приговор. В Красной же Армии расстрелы без суда были столь же распространены, как и те, что проводились по приговорам трибуналов.

Гитлер достаточно противоречиво высказывался по поводу СССР и его вождя. В «Застольных разговорах» фюрер неплохо отзывался о Сталине, называя его «одной из самых необычных фигур в мировой истории». Он так характеризовал своего главного противника: «Сталин претендует на то, чтобы быть провозвестником большевистской революции. На самом же деле он отождествляет себя с Россией царей и просто-напросто возрождает традицию панславизма. Для него большевизм лишь средство, род ловушки, предназначенной для обмана германских и латинских народов».

В середине июля 1942 года, когда вермахт находился на вершине своих успехов, Гитлер надеялся, что Сталин пойдет на примирение с ним, уступив Германии всю европейскую часть СССР. В качестве властителя азиатской части Советской империи Гитлер готов был терпеть Сталина.

Определенное сочувствие высказывал Гитлер и советскому государственному строю, о чем он прямо говорил в своей ставке 11 апреля 1942 года: «Идея человеческой солидарности была привита людям с помощью силы, и поддерживать ее можно лишь с помощью того же самого средства. Поэтому несправедливо осуждать Карла Великого за то, что он построил всю государственную организацию на основе принуждения, исходя из по-своему понятых интересов германского народа. Равным образом и Сталин в последние несколько лет применил к русскому народу меры, аналогичные которыми пользовался Карл Великий, поскольку он также принял во внимание очень низкий культурный уровень русских. Он сознавал императивную необходимость объединения русского народа в рамках жесткой политической организации (такую организацию Гитлер считал идеалом и для германского народа. – Б. С.). Если бы он не сделал этого, то не смог бы, возможно, гарантировать выживание неоднородных масс, составивших СССР, не смог бы распространить на них такие блага цивилизации, вроде медицинской помощи, ценность которых невозможно измерить деньгами.

Чтобы сохранить наше господство над населением завоеванных на Востоке территорий, мы должны, насколько это в наших возможностях, пойти навстречу любым требованиям индивидуальной свободы, но лишить жителей государственной организации и сохранить население на возможно более низком культурном уровне.

При этом нашим руководящим принципом должно быть следующее: эти люди имеют единственное оправдание своего существования – быть использованными нами в экономическом отношении. Мы должны сосредоточиться на извлечении из этих территорий всего того, что из них можно извлечь».

Фюрер также серьезнейшим образом идеализировал стахановскую систему. Например, 22 июля 1942 года он заявил: «…Советский рабочий научен посредством стахановской системы работать усерднее и дольше, чем его товарищи в Германии или в любой другой капиталистической стране… Было бы глупостью пренебрежительно относиться к стахановской системе. Вооружение и снаряжение русских армий являются лучшим доказательством ее эффективности в использовании промышленной рабочей силы. Сталин также заслуживает нашего безусловного уважения. По-своему он чертовски хороший парень! Он знает свои образцы, Чингисхана и других очень хорошо, а масштаб его индустриального планирования превзойден лишь нашим четырехлетним планом. И нет сомнений, что он очень решительно выступает за то, чтобы в СССР не было безработных, обычного явления в капиталистических государствах, вроде Соединенных Штатов Америки…»

Вместе с тем, как заметил Гитлер 22 августа 1942 года, он опасается, что, «если дать ему время, Сталин сделает из России сверхиндустриального монстра, который будет полностью противоречить интересам масс, но существование которого будет оправдываться демагогической фразеологией. В действительности этот монстр будет предназначен для подъема уровня жизни лишь узкого слоя его собственных приближенных. Его конечной целью было бы поглощение всей Европы в большевистском кольце. Он – карлик, но карлик, стоящий на большой скале. Он использовал евреев для ликвидации интеллигенции Украины, а затем отправил евреев по железной дороге в Сибирь (в действительности в 1937–1938 годах многие евреи из числа партийных работников и чекистов были просто расстреляны в ходе «великой чистки»; отправка же нескольких тысяч еврейских колонистов-добровольцев в Биробиджан, на что, вероятно, и намекал Гитлер, была отнюдь не депортацией, а пропагандистской акцией по созданию альтернативы «еврейскому очагу» в Палестине, за который боролись сионисты. – Б. С.). Я думаю, вполне возможно, он сбежит в Китай, если не увидит другого пути для бегства».

Также и бывший министр вооружений Альберт Шпеер свидетельствует, что Гитлер сочувственно отзывался о Сталине: «Он говорил, бывало, то ли в шутку, то ли всерьез, что правильней всего было бы после победы над Россией доверить управление страной, разумеется, под германским верховенством, Сталину, так как он лучше кого бы то ни было знает, как надо обращаться с русскими. Вообще он, пожалуй, видел в Сталине своего коллегу».

А 23 марта 1942 года Гитлер заявил: «Сталина следует ценить уже за то, что он не пустил евреев в искусство».