Лекс и Талк. Опасная миссия - Катерина Кингорд

– Осторожнее! – пискнул Абио, чуть не плача.

Саня недовольно втянул носом воздух:

– Если пузан и дальше будет проверять наши предметы на прочность, то мне точно не светит сколотить кресло.

Голос Лекса потонул в неожиданном взрыве смеха с задних рядов, и они с Джертоном оглянулись: компашка Марица разошлась не на шутку. Вместо работы Нефлинг ораторствовал перед Киганом, Марицем и Гунтасом, размахивая лопатообразными ручищами. Хулиганы то и дело разражались гоготом. Чуть поодаль примостился и Журис, с радостной миной внимая Нефу. Он теперь сделался настоящим прихвостнем Марица и компании – как собачонка бегал за ними. И никто из них даже не думал мастерить проекты!

– Интересно, почему Фабрицио это не волнует? – удивился Талкин, покосившись на паладина, который продолжал распекать несчастного Абио.

– Нашел, чему удивляться, – фыркнул Амикар. – Киган и Мариц – детишки министров, им можно и не работать.

– Так ведь если они не сколотят мебель, им достанется! – пожал плечами Женька.

– Учитывая, что Фабрицио бок о бок работает с их отцами при дворе… – ухмыльнулся Джертон, крутя в руке наградной кинжал.

– А ведь сегодня Арматони снова никуда не ушел, – заметил Лекс, поглядывая на компанию недругов, которая снова разразилась хохотом.

Тут даже усатый Фабрицио спохватился:

– Эй-эй, ребятишки, давайте-ка займемся делом, – затрубил он.

– А мы и так делом занимаемся, – с улыбкой отозвался Киган, – просто Мариц нам всякое рассказывает!

– А, Мариц, как же, как же – талантливый парнишка, – сразу подобрел паладин. – И что же он рассказывает?

– Да ничего особенного, – послышался голос Арматони с ленцой. – Ребятам интересно, как у меня проходят занятия по ментальным искусствам.

И Лекс с Джертоном переглянулись. Талкин даже строгать перестал, навострив уши.

А паладин, услышав слова предводителя компашки, закивал:

– Да-да, Мариц, подумать только, будучи послушником, учиться у самого Церсиуса! А ведь он один из мэтров Лаумита, признанных корифеев Солнечной магии, мастер левитации!

И Белов покосился на друзей:

– Как бы не так! Учится он…

Фабрицио же продолжал восторгаться:

– А что ты изучаешь, Мариц? Огнемысль? Или, может, уже разумом предметы ворочаешь?

Послушники зашумели, оглядываясь на Арматони:

– Точно, Мариц, покажи что-нибудь!

– А ты сможешь верстак поднять силой мысли? – закричал Журис.

И Лекс насмешливо фыркнул:

– Тоже мне, силой мысли! Разве что он по самоучителю практиковался – в келье по ночам!

А Мариц как ни в чем не бывало расселся на стуле, облокотившись на спинку, и передернул плечом:

– Нет, верстак я, пожалуй, не подниму, но огнемысль и начальные навыки внушения – запросто.

– Ну, ты даешь, Мариц! – заохали Нефлинг, Гунтас и остальные прихлебатели. – А что Церсиус говорит? Хвалит небось?

– Когда как, – скромно улыбаясь, отвечал тот.

И Джертон даже головой покрутил:

– Во, наглец! Так дурить королевского паладина!..

– Может, он такой смелый, потому что сынок министра? – предположил Лекс, но Амикар покачал головой.

– А какая разница? Врать про магистра – это уж чересчур. Ему надо было сразу родиться сыном Манвига Высокого – тогда еще ладно.

– А что ты еще умеешь? – Фабрицио между тем всерьез взялся расспрашивать послушника.

Мариц пожал плечами:

– Пока не так много, уж больно сложны эти ментальные искусства! – Арматони заявил это с таким серьезным и даже печальным видом, что Лекс и Джертон заулыбались, зато остальные смотрели на пижона с неподдельным восхищением – даже «совесть ордена» Гудиан!

А тот продолжал разглагольствовать:

– Вообще, отец Церсиус сказал, что главное – это тренировки и, конечно же, способности… Ну, способности-то у меня есть, – как само собой разумеющееся заявил Арматони. – Но вот вчера, например, магистр Церсиус учил меня поднимать предметы взглядом. Не буду лгать – у меня не очень получалось, а ведь это одно из важнейших умений… Даже с каллиграфии вчера пришлось отпроситься ради этого!

И у Лекса голова пошла кругом: что за бред несет Мариц? Как это, интересно, он мог вчера заниматься у Церсиуса, если магистр вообще не тренирует послушников?! И ведь Марица вчера точно не было в тренировочной!

Саня снова прокрутил в голове свой вчерашний поход за пергаментом: вот он заглянул в тренировочную – магистр Церсиус расписывал что-то перед детинами в бордовых хламидах. А когда он, Лекс, начал выспрашивать про Марица, то накричал на него… И ведь Арматони там точно не было – все внутри щеголяли в мантиях молодых магов!

А Мариц вдохновенно продолжал гнать волну про вчерашнее «обучение» у Церсиуса.

И Джертон, не выдержав, наклонился к Лексу:

– Слушай, ты точно уверен, что его вчера не было у Церсиуса?

– Да абсолютно! – прошелестел Саня. – Сам только что думал об этом, но я уверен на все сто!

Джертон качнул головой:

– Тогда я начинаю сомневаться в добром здравии Марица.

Лекс встревоженно посмотрел на друга:

– А что, может, он правда свихнулся? Хочется ему обучаться у Церсиуса – вот и придумал невесть что…

– Ну, положим, не свихнулся, но что-то близко к этому, – хмыкнул Амикар. – Просто не понимаю, зачем он эту чушь несет? Сначала я думал, что авторитету добирает… Но одно дело – заливать послушникам и совсем другое – вешать лапшу на уши королевскому паладину, да еще такому языкатому. Ведь назавтра об этом весь Лаумит будет знать!

До самого конца трудовоспитания Лекс, Талк и Джер обсуждали слова Марица. Однако никаких разумных объяснений в голову не приходило. А когда друзья выходили из мастерской вслед за толпой послушников, то до них донесся голос Кигана:

– …Куда ты сейчас, Мариц?

– Все туда же, – послышался смех местного «гения», – кровь из носу надо научиться взглядом…

Что «научиться взглядом» – друзья так и не узнали – голоса Марица и Кигана потонули в смехе и гвалте. Туда-сюда сновали послушники, собирая инструменты и проталкиваясь к выходу.

Саня рванулся следом, пытаясь протиснуться в холл сквозь толпу, но в дверях образовалась настоящая пробка.

К тому же сзади их подгонял Фабрицио.

– Быстрее выходим, – трубил он сиреной, – не задерживаем королевского паладина! У меня дела первостепенной важности!

Несмотря на «первостепенную важность», Фабрицио, протиснувшись в дверь, тут же свернул в сторону трапезной. При этом он напевал под нос веселую песенку про жаркое и подливку.