Лощина Язычников. Книга Блэквелл - Николь Фиорина

забрал его у меня в полёт.

И я хотела, чтобы океан исчез, а гравитации не существовало. На короткое время ничто не имело значения. Все, что было между утесом и морем, казалось очаровательным, как мирный сон, и мне хотелось остаться в этом месте навсегда, приколоться к небу, стать единым целым с галактикой.

Но потом стало чертовски больно.

Мое тело ударилось о ледяную воду, как будто это был бетон, кусая и жаля мою плоть, как раз в тот момент, когда волна обрушилась на меня. Мои руки и ноги болтались по бокам, когда я пыталась вернуть себе контроль под каменистыми водами, но волны отбросили меня на утес, и моя голова врезалась в камень.

Я погрузилась под воду, лицом вверх и уставилась в ночное небо. Все глубже и глубже я сосредоточилась на паникующей группе людей, которых я оставила позади несколько мгновений назад, указывающих вниз, толкая друг друга, но я ничего не слышала в этих водах. Я моргнула, приказывая своим конечностям вытащить меня обратно на поверхность — умоляя инстинкт выживания включиться, — но они не поддавались. Мои мышцы застыли, когда я погрузилась глубже, мое тело раскачивалось под поверхностью вместе с волнами.

Ледяной океан поглотил меня, проливаясь мне в рот, в нос, выпивая меня и наполняя своим смертельным холодом. Море полностью завладело мной, и хотя мой мозг, казалось, был в огне, мороз пробежал по моей крови. Атлантический океан обрушил на меня свой лед со всех сторон.

У меня кончился кислород, и страх пронзил мой позвоночник.

Мне нужно было дышать.

Изо рта у меня вырвались пузыри. Мое тело дернулось, и мой крик исказился. Море приглушало меня. Все, что я могла делать, это смотреть наверх. Я моргнула, когда на вершине утеса появилась фигура, ныряющая головой вперед в воду с точными и ангельскими очертаниями. Мой разум играл со мной злую шутку, когда я погружалась все глубже и глубже, мои белые волосы развевались вокруг меня, как облака.

Наступил покой, как будто земля затихла на прекрасное, наполненное мгновение. Воды тоже были наполнены. Они поглотили меня, давя на грудь, на голову. Давление сдавило мою грудную клетку, и я в последний раз дернулась в глубине.

Крошечные пузырьки поднимались передо мной к поверхности.

Я закрыла глаза, чтобы тонуть, тонуть, тонуть.

Затем меня подняли за талию и потащили наверх под водой, пока чей-то рот не вцепился в мой, яростный и отчаянный, вдыхая в меня теплую жизнь и оттаивая мои легкие. На краткий миг я почувствовала себя невесомой в его объятиях, как снег летом, и все мое существо проснулось, когда мой разум распознал его — Джулиан.

Я ничего не могла разглядеть в мрачных черных водах, но руки, впившиеся в мою талию, губы, сжимающие мои, и длинные ноги, выталкивающие нас на поверхность, дали мне понять, что мне нечего бояться.

Наши головы, наконец, показались на поверхности, и он потянулся за моей головой и притянул меня к своей шее. Он вынырнул и поплыл к берегу, одной рукой обхватив меня за спину. Его приглушенный глубокий голос донесся до меня, но в другом мире, в забытом времени. Я приковала взгляд к созвездиям, слезы замерзли в уголках глаз, а обморожение пронзило мою плоть. Я не дышала. Я не могла дышать. Я почувствовала, что отключаюсь, но все еще могла видеть звезды, и я сосредоточилась на них.

Я сосредоточилась на Сириусе, самой яркой звезде на небе.

Джулиан

— Ф-Ф-Фэллон, — мои слова вырвались наружу после того, как я вытащил ее на берег.

Ее мокрые конечности безвольно лежали в моих руках, пока я укачивал ее на песке. Мои мышцы напряглись под кожей, отчаянно пытаясь поднять температуру моего тела, когда она лежала на мне, как будто не живая. Я не знал, было ли это из-за воды или она видела мое лицо. Я не знал, так как мои мысли были в панике. Я прижал палец к ее горлу, мое сердце замерло в ожидании того единственного удара, который мог позволить мне снова дышать.

— П-п-пожалуйста, — пропел я, другой рукой поглаживая вверх и вниз по ее спине в ужасной попытке вернуть ей тепло или вернуть в нее жизнь. — Дыши.

А потом раздался глухой удар. Я почувствовал это. Доказательство. С ней все было в порядке.

Фэллон наклонилась вперед, когда вода хлынула из ее рта на пляж.

Я уронил голову обратно в песок, увлекая ее за собой, тяжело выдыхая, прижимая руку к ее затылку, чтобы удержать ее лицо на моей шее, чтобы она не видела меня без моей маски.

Наши тела задрожали под полумесяцем луны, когда я услышал голос, донесенный ветром.

— Вот она! — крикнул кто-то. Я повернул голову в сторону, чтобы увидеть их группу вдалеке, и мое сердце заколотилось в груди.

— Мне жаль, Фэллон.

Я прижался губами к ее холодной щеке, прежде чем выскочить из-под нее. Я побежал к устью утеса, входу в туннель, скрытому под домом Бенни.

Я наблюдал из тени, как порыв ветра принес холод, который сковал льдом мои кости. Девочки плакали, когда Кейн поднял Фэллон на руки и понес ее через пляж. Я оставался там, в скалах, еще долго после того, как их тени исчезли над берегом, дрожа, мокрый и прячась в темноте.

Лунатикус

Никто не поверил Беллами, когда он сказал, что лес говорил с ним. Нежный полуночный ветер убаюкивал его уши сказочной тишиной. Ветви изгибались и поднимали свои концы в самые безопасные места. Черные лесные птицы беспокойно хлопали крыльями, предупреждая о приближении опасности.

Но в эту ночь, под небом из бумажных фонариков, где звезды усеивали черное полотно над головой, единственными звуками в лесу был оркестр дыханий Беллами и Сири. Он положил ее на лесную подстилку и любил ее так, как ночь любит луну — вечную и во всех фазах, — а потом долго лежал рядом с ней.

Сири нарисовала созвездия на его коже, соединив его редкие веснушки кончиками пальцев, когда Беллами погрузился в блаженство. В сердце скандинавских лесов он парил и кружился в пылкой лихорадке, как будто это было все, что он пробовал на вкус и дышал.

— Я не могу так больше, — выпалил Беллами, поворачиваясь лицом к Сири.

— С таким же успехом я могу быть чудовищем днем — всепоглощающим