Сексуальная жизнь в Древнем Риме - Отто Кифер

Теперь мы должны упомянуть римского баснописца Федра. Он был родом из Македонии и жил в Риме как вольноотпущенник Августа. Позже он чуть не погиб из-за враждебности Сеяна, могущественного фаворита Тиберия. Разговор о нем необходим, поскольку в его баснях содержится интересный эротический материал. Например, вот о женщине на сносях, отказывавшейся ложиться в постель (i, 18):

А вот забавный анекдот о двух женщинах, влюбленных в одного мужчину (ii, 2):

Довольно проницательны также и следующие строки (iv, 15):

И вот последний пример (i, 27):

Вероятно, этих примеров хватит, чтобы показать, что Федр, кроме известных басен о животных, мог сочинять также изящные и забавные эротические истории.

Палдамус в «Римской сексуальной жизни» называет Петрония «единственным истинно поэтическим духом, писавшим о любви в послеавгустовскую эпоху». Сейчас практически общепризнано, что Петроний – именно тот человек, о котором говорит Тацит («Анналы», xvi, 18) следующими словами: «О Гае Петронии подобает рассказать немного подробнее. Дни он отдавал сну, ночи – выполнению светских обязанностей и удовольствиям жизни. И если других вознесло к славе усердие, то его – праздность. И все же его не считали распутником и расточителем, каковы в большинстве проживающие наследственное достояние, но видели в нем знатока роскоши. Его слова и поступки воспринимались как свидетельство присущего ему простодушия, и чем непринужденнее они были и чем явственней проступала в них какая-то особого рода небрежность, тем благосклоннее к ним относились. Впрочем, и как проконсул Вифинии, и позднее, будучи консулом, он выказал себя достаточно деятельным и способным справляться с возложенными на него поручениями.

Возвратившись к порочной жизни или, быть может, лишь притворно предаваясь порокам, он был принят в тесный круг наиболее доверенных приближенных Нерона и сделался в нем законодателем изящного вкуса, так что Нерон стал считать приятным и исполненным пленительной роскоши только то, что было одобрено Петронием. Это вызвало в Тигеллине зависть, и он возненавидел Петрония как своего соперника, и притом такого, который в науке наслаждений сильнее его».

В конце концов Нерон заподозрил, что Петроний участвует в заговоре против него; и Петроний, очевидно чувствуя себя небезгрешным, вскрыл вены. Говорят, что он в завещании «описал безобразные оргии принцепса, назвав поименно участвующих в них распутников и распутниц и отметив новшества, вносимые ими в каждый вид блуда», и отправил это описание Нерону. Поэтому вполне вероятно, что именно этот человек был автором блестящего, но аморального романа, дошедшего до нас под названием «Сатирикон» («Книга сатир») и вызывавшего большое восхищение у Ницше. Хотя это сочинение, очевидно, было весьма объемистым, сохранились лишь отрывки из его 15-й и 16-й книг. Но и этих отрывков достаточно, чтобы понять: «Сатирикон» – творение истинного гения.

Что же столь блестящее и запоминающееся содержится в этих отрывках из романа нероновских времен? Риббек отзывается о «Сатириконе» как о «широкой и достоверной картине нравов первого столетия, наполненной множеством персонажей из всех классов общества». Содержится там, в частности, и замечательно живое и подробное изображение римского выскочки, богатого и невежественного сноба Тримальхиона – персонажа столь же полного жизни, как шекспировский Фальстаф или сервантесовский Дон Кихот. Но оно не столь интересно для нас, как представленная в книге исключительно разнообразная картина римской сексуальной жизни. Мы видим не высокие и благородные страсти, которые поражают нас в сочинениях Проперция, и не изысканную утонченность Овидия, а несдерживаемую сексуальность, не уважающую ни пола, ни возраста, а смело и откровенно стремящуюся к совокуплению, чтобы истощиться в нем с полнотой, физически невозможной для современного европейца. Прилагать к подобным побуждениям нравственные оценки так же нелепо, как к шторму или урагану. Мы можем лишь следить за ними и говорить себе: «Так когда-то жили люди, и такими были их удовольствия и потребности». В данной книге невозможно во всех подробностях обсуждать картины сексуальной жизни, представленные в романе Петрония, хотя было бы интересно на их основе написать небольшое эссе о сексуальных знаниях в эпоху ранней империи. Мы можем обратить внимание лишь на самые существенные моменты романа в той степени, в какой они не затрагиваются в других главах.

Нам представляется, что самая ошеломляющая черта «Сатирикона» – та легкость и естественность, с какой Петроний равняет гомосексуализм с любовью к женщинам, не считая его ни низменным, ни вообще чем-либо особенным. Энколпий, от лица которого ведется рассказ, – сам гомосексуалист. Будучи осужден за преступление, он бежит с арены (его приговорили к гладиаторскому бою) и, совершив несколько новых преступлений, вместе со своим другом и собратом по ремеслу Аскилтом пускается бродяжничать. С собой для развлечения они берут красивого мальчика Гитона и любят его по очереди, ревниво наблюдая за успехами друг друга. Петроний с удовольствием описывает их развлечения откровенной, смелой прозой, местами переходящей в возвышенную поэзию. Кроме этой троицы, опытным гомосексуалистом является и сам Тримальхион, самый популярный персонаж романа. Долгие годы юности он был фаворитом у богатого римлянина, унаследовал его собственность и теперь, живя в роскоши и ни в чем не зная себе отказа, содержит, помимо жены, несколько красивых мальчиков. Его не останавливает даже ревность жены. Процитируем в качестве образца одну из последующих сцен (74): «…Среди вновь пришедших рабов был довольно хорошенький мальчик; Трималхион обнял его и принялся горячо целовать.