Единородная дочь - Джеймс Морроу
Шрифт:
Интервал:
— Сюда обычно такие и попадают, — кивнув со знанием дела, ответил медбрат.
Несмотря на свой рост, он что-то не внушал Джули доверия. Похоже, мир повернулся к Фебе спиной.
— Выпустите меня отсюда! — верещал динамик.
— Оружие нашли? — спросил Гарри.
Джули кивнула.
— У нее еще где-то динамит спрятан.
— Динамит? Это что-то новенькое.
— Ублюдки! — вопила Феба. — Гестаповцы!
— Я хочу тебе помочь! — крикнула Джули в микрофон.
— Да ты в жизни никому не помогала!
Наконец появился врач, доктор Рэшфорт. Высокий важный англичанин с огромными ладонями, вплывший в комнату на облаке снисходительной благожелательности.
— Даже если вы уговорите вашу подругу бросить пить, и то лишь пятьдесят шансов из ста, что ее печень восстановится, — вещал он, просматривая распечатку сонограммы.
— Головорезы! — захлебывалась злостью Феба.
— Уговорить бросить пить? Но как? — простонала Джули.
— Нацисты! — рявкнул динамик.
Рэшфорт сплел свои толстые, как сардельки, пальцы.
— У нее есть личный психиатр? Могу вам порекомендовать доктора Брофи. И убедите ее походить на собрания Анонимных Алкоголиков. У нас в городе они проводятся каждый день.
— Пердуны!
— Но вы не можете ее выписать, — запротестовал Бикс.
— А мы ее и не вписывали, сэр.
— Пидоры! — не унималась Феба.
— Ну так впишите! — взмолилась Джули.
— Миссис Константин, мы не берем пациентов на стационар, — отрезал Рэшфорт. — Завтра позвоните Брофи. И пусть она походит на собрания Анонимных Алкоголиков.
Джули скривилась, вспомнив слова Маркуса Басса, который утверждал, что алкоголику психиатр — это все равно что мертвому припарки.
А значит, Феба остается у них на шее — пристрастившаяся и пристрастие. Они выволокли ее из центра детоксикации, затащили в метро.
— Дорогая Шейла, я вонючая шлюха! — то и дело выкрикивала она под грохот электрички. Пассажиры шарахались от них, как иудеи от прокаженного. — Я хочу жрать! У меня в кишках ветер гуляет! Покормите меня, черт возьми!
Они зашли в какую-то забегаловку в китайском квартале, где, угрожая раздеться догола и устроить сцену, Феба раскрутила их на бутылку сливового ликера. Она выдула его в пять секунд и, схватив блинчик с мясом, посыпала его содержимым ближайшей пепельницы.
— Феба, нет!
Но она уже запихивала блинчик в рот.
— Ням, — сказала Феба, с усилием проглотив свой деликатес. Перепачканным пеплом языком она вытолкнула осиротевший бычок «Мальборо», этакая языческая пожирательница пепла, притворщица, изображающая раскаяние. — Ням-ням, — повторила она и тут же вырубилась.
Все смотрели на них. Сцену она все-таки устроила.
— Что теперь? — вздохнул Бикс.
— Я хочу забрать ее домой, — сказала Джули. — То есть я не хочу. Но…
— Это безумие.
— Я знаю. А что ты можешь предложить? Учитывая скромную плату, их неовикторианский дом в Повелтон-Виллидж — богемном анклаве на западном берегу Шуилкила, мирке кирпичных тротуаров, сонных кошек и гаражей с молодыми бородачами, превращающими горы смятого металла в произведения искусства, — так вот, этот дом казался просто огромным. Да, он был стар, наводнен тараканами, но зато был сказочно просторен и включал относительно свободную от посягательств насекомых гостиную. Они водрузили все еще находящуюся в бессознательном состоянии Фебу на кушетку и занялись тягостными приготовлениями. Забили окно деревянными планками, отодрав их от кровати, и убрали все, чем она могла воспользоваться себе во вред: портьерный шнур, настольную лампу, кран от батареи. Грядет война, чувствовала Джули. Им ничего не остается, как перепоясать чресла и начать рыть окопы.
— Может, позвоним этому психиатру? — спросил Бикс после того, как все приготовления были закончены.
Джули продела тесьму в ключ от гостиной.
— Я думаю, психиатр здесь не поможет, Бикс. — Она скорбно повесила ключ на шею, как медальон святого Христофора, как жернов, как тяжелое, изводящее безумие Фебы. — Я думаю, нас ждет война.
— Веселенький медовый месяц, — вздохнул Бикс.
Если бы Джули не довелось пожить во владениях Эндрю Вайверна, она могла бы назвать все, что происходило в течение последующих шести дней, адом. «Не жизнь, а мыльная опера», — стонала она. Войти в гостиную — «Вот, Феба, съешь цыпленка; давай, детка, я горшок вынесу» — означало нарваться на огненный смерч по имени Феба, обрушивавшийся на тебя, как демон-фашист, оставляющий синяки на лодыжках и выдирающий волосы. Война. Настоящая война с осадой, перестрелкой, воплями Фебы, а в промежутках уговорами Джули: «Феба, угомонись, Феба, возьми себя в руки». Словно эскимосы, у которых каждая разновидность снега имела свое название, Джули и Бикс классифицировали вопли подопечной. Они различались определенным тембром и продолжительностью. Был вопль, означавший отчаяние, вопль, сопровождавший ее мольбы о пиве и роме, вопль, подкреплявший требование вернуть ей «смит-вессон». У них в доме словно поселился вампир, жаждущий крови и ночью, и днем. Временами начинало казаться, что они перенеслись на Платформу Омега — последний причал погибших душ. де бы раздобыть серебряную пулю, что угодно, лишь бы упокоить Фебу-оборотня и самим избавиться от всей этой тягомотины. Временами они были готовы рассадить Фебе башку какой-нибудь тростью с серебряным набалдашником, следуя примеру Клода Рензи из любимого фильма Роджера Уорта «Человек-волк», который укокошил таким образом Лона Чейни.
На седьмой день Джули решительно подошла к двери Фебиной комнаты, оттянув ключ от гостиной, по-прежнему висевший у нее на шее.
— Феба. — Тесьма, словно пыточный железный ошейник, вдавилась в шею Джули. — Феба, ты меня слышишь?
— Я хочу выпить.
— Феба, у меня для тебя важная новость.
— Пива. Хотя бы один несчастный «Будвайзер».
— Это очень важно. Я видела твоих родителей.
— Ну да. Конечно. Мне шесть баночек, пожалуйста.
— Твоих маму и папу. Я их видела.
Тишина. Затем:
— Папу? Ты видела моего отца? Ни фига себе… Где?
Слава богу, подумала Джули, кажется, клюнула.
— Я тебе обязательно расскажу… при условии, что ты будешь ходить на собрания Анонимных Алкоголиков.
— Как там мама? А папа — он жив?
— Пообещай, что пойдешь на собрание Анонимных Алкоголиков.
— Анонимных ослов! — взвыла Феба. — Я ходила. Знаешь, что это такое? Кучка долбаных мужиков, заливающих о своих похождениях. И думать забудь. Что с мамой? Хоть это скажи.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!