Светские манеры - Рене Розен

Добиться развода оказалось труднее, чем она ожидала. Ее собственный адвокат пытался отговорить ее от этого шага, утверждая, что ее репутация пострадает куда больше, чем репутация Вилли. Если вы с ним разведетесь, ни в Нью-Йорке, ни в Ньюпорте не найдется ни одного дома, который открыл бы перед вами свои двери…

Альва знала, что некоторые светские дамы не одобряли ее поступок. Она этого ожидала и, как могла, подготовилась. Но вот визит Тесси и Мэйми, в один прекрасный день появившихся на пороге ее дома, стал для Альвы полной неожиданностью. В первую минуту она обрадовалась, но, когда они отказались войти, ее прошиб холодный пот.

– Я буду кратка, – сказала Тесси. – Принимая во внимание новости о твоем разводе, мы… мы все… – она сделала широкий жест в сторону, словно обводила рукой воображаемую толпу светских дам, – пришли к единому мнению, что твое присутствие на наших чаепитиях и приемах больше нежелательно.

– Да, и на последние приглашения отвечать необязательно, – добавила Мэйми. – Мы уже исключили тебя из списка наших гостей.

Альва почувствовала, как кровь бросилась ей в лицо, но она не дрогнула. Это было непозволительно.

– В таком случае, – отвечала она, прочистив горло, – советую вам уйти немедля, пока я не вышвырнула вас из своего дома.

И это было только начало. Дня не проходило, чтобы Альва не испытала на себе всеобщее презрение. Даже обычный визит в магазин А. Т. Стюарта вылился для нее в публичный остракизм. Под куполом огромного универмага, на шестом этаже, Альва заметила, что женщины, прикрывая рты веерами, шепчутся о ней. А потом – кто бы вы думали? – Пегги Кавендиш выступила вперед и, запинаясь, срывающимся голосом во всеуслышание заявила: «И к-к-как только н-н-наглости у т-т-тебя хватает являться с-с-сюда? Н-н-ни стыда, ни с-с-совести!».

Альва повернулась и, отведя назад плечи, с высоко поднятой головой мучительно медленным ровным шагом пошла из магазина. И, лишь сойдя вниз, она согнулась в три погибели и залилась слезами.

Она не понимала, почему все так настроены против нее. Тем более что на каждую из тех женщин, которые критиковали ее, приходились по две, что вышли замуж не по любви и были несчастны в браке. Разве мало жен страдают от измен своих мужей, чувствуя себя униженными и оскорбленными? Или никто не слышал про то, как Джон Джейкоб Астор I устраивал оргии в собственном доме, пока его супруга спала в комнате на верхнем этаже? А Шарлотта Астор Драйтон? Разве у нее одной был любовник? Или она одна решилась поехать за своим возлюбленным? Неужели у них не хватает ума понять, что Альва взяла на себя роль первопроходца? Если она создаст прецедент, разведясь с мужем, значит, у любой из них это тоже может получиться.

Светская хроника

Газеты ежедневно освещают бракоразводный процесс Альвы и Вилли. Мы эти новости поглощаем более жадно, чем сообщения о текущем финансовом кризисе, которому не видно конца. Впрочем, глядя на нас, и не скажешь, что страна погружается в экономический хаос. Кризис ничуть не умерил наши аппетиты – тягу к роскоши и феерическим увеселениям. Пожалуй, в этом мы потакаем себе даже еще больше, чем прежде.

Многие из нас присутствовали на Шляпном балу Кэрри Астор Уильям, на который мы заявились в невообразимо оригинальных головных уборах. Цилиндр одного господина в высоту достигал трех футов, а одна дама украсила свою шляпу огромными перьями, так что они зацепились за люстру и их пришлось обрезать. Мистер и миссис Генри Клуз, дабы тоже отличиться, устроили Бал прислуги, на котором гости щеголяли в модных лохмотьях из атласа и шелка; многие дамы ходили с ведрами вместо сумочек, а джентльмены переделали метла в трости. Потом Тесси Ульрикс дала Белый бал, на котором потчевала гостей исключительно белыми блюдами в интерьере, украшенном белыми цветами. Мы, дамы, были в белых нарядах и белых париках; мужчинам велели быть во всем черном. Если кто-то из них приходил в белой сорочке или белых перчатках, его разворачивали прямо с порога.

Потом были Красный и Синий балы, а также балы, посвященные всем возможным оттенкам. Мы едва успевали шить наряды. Когда цветовая гамма была исчерпана, Кошечка, решив блеснуть оригинальностью, арендовала для своего бала слона и всем гостям вручила по золотому ведру с орехами, которыми мы кормили гиганта, когда тот шествовал мимо нас.

Но, пожалуй, самое уникальное увеселительное мероприятие – Собачий бал – устроил светский хлыщ Гарри Лер. Спаниели, английские сеттеры, фокстерьеры, сенбернары и датские доги прибыли на бал в бриллиантовых ошейниках, с атласными бантами, в шляпках между ушами. Для них был накрыт отдельный стол, и мы, хозяева, с умилением наблюдали, как наши питомцы пируют, лакая воду и пожирая еду из индивидуальных мисок. Один из маленьких пойнтеров переел мяса и заснул под столом. Не считая пустячных недоразумений – один возбудившийся спаниель попытался спариться, а разволновавшийся колли обделался, – Собачий бал произвел фурор, и его обсуждал весь город.

Трудно представить, чтобы какое-то событие могло превзойти такой успех, но мы знаем, что грядет нечто более грандиозное.

Альва

Было время, когда пресса обожала и восхваляла Альву. Но это осталось в прошлом. Те самые люди, которые создали ей репутацию и помогли закрепить свое положение в обществе, теперь первыми поливали ее грязью. Она глазам своим не верила, читая то, что о ней писали: алчная, безжалостная, аморальная лгунья. Газеты настоятельно рекомендовали другим женщинам не брать с нее пример, утверждая, что «это уничтожит институт брака и нанесет непоправимый вред институту американской семьи».

Альва вняла совету Мэйми и Тесси и перестала посещать светские мероприятия, не решаясь показываться на публике. К тому же, ее вообще перестали куда-либо приглашать.

Оливер говорил, что ее изгнание из общества его совершенно не волнует, и Альва была склонна ему верить. Он готов был уехать с ней в Европу и там дожидаться, пока страсти здесь утихнут, или же проводить вместе с ней ночь за ночью в особняке. Он просто хотел быть с Альвой. Ему было неважно, что она больше не светская львица. Но сама Альва тяжело переживала опалу. Она поддалась унынию, почти целыми днями валяясь в постели, даже в столовую не спускалась, хотя прежде обычно всегда обедала вместе с детьми. Порой она задавалась вопросом, а стоило ли вообще затевать этот развод, не лучше ли было бы оставить все как есть: жила бы себе в браке, как жила. Однако она зашла слишком далеко, репутация уже была подорвана.

Однажды Альву в Petit Chateau навестили ее сестры, даже Джулия приехала. Они суетились вокруг нее, пытались приободрить, отвлечь от тяжелых мыслей.

– Когда ты последний раз выходила из дома? – спросила Дженни.

– Надевай шляпку и перчатки, – велела Армида. – Пойдем с нами.

– Куда?

– Увидишь, – ответила Джулия, беря ее за руку.

Они не сели в экипаж, пошли пешком через южный Манхэттен, пересекая улицы, на которых она никогда еще не бывала – Перл-стрит, потом Довер. Район был грязный: всюду кучи навоза, летает мусор, на мостовых играют чумазые дети. Разбитые каменные тротуары поросли мхом, в воздухе висит гарь сожженных листьев.