Рабыня благородных кровей - Лариса Шкатула

— Лоза, — почти умоляюще произнес он, — ты же не веришь, что Чернега…

— Не верил бы, — жестко вымолвил тот, — да своими глазами видел, как холоп Скрыня отравленный его хозяином квас пил. И умер на глазах всей дружины.

— Наговор! Поклеп! — голос Чернеги сорвался на крик. — Верите холопу и не верите боярину! Я великому князю Ярославу прошение подам…

И замолк на полуслове, отброшенный мощной рукой Быстродела.

— А ведь прав Лоза, — он проницательно вгляделся в лицо бывшего друга. — Кричишь ты громко оттого, что не веришь, будто мы долго продержимся. Ты нас всех с помощью мунгалов уже в могилу уложил… Мы-то с Ковалем жалели тебя, думали, Всеволод Мстиславич по младости да по горячности обижает старого воина. Заставляет, будто цепного пса, за забором сидеть… Я видел, что с тобой неладное творится, но что ты переметнуться задумал, и помыслить не мог. Эх!

Он плюнул под ноги Чернеги и подошел к дружинникам.

— Вяжите, братцы, и меня, дурака старого, за слепоту мою. За веру в дружбу, коей полвека минуло, за то, что не слушал других лебедян, отмахивался легкомысленно…

— Иди домой, боярин, — мягко проговорил Лоза, — нет у князя зла на тебя.

— А на меня? — подошел враз сгорбившийся, потрясенный Коваль.

— И на тебя.

— Братцы! — крикнул им вслед Чернега, но они не обернулись и прошли к выходу мимо дружинников, которые молча расступились перед ними.

Чернега оглядел всех безумным взглядом. Он только теперь осознал, что поставил себя наособицу от всех и переступил границу, отделявшую человека уважаемого от презренного, подлого пса. Дружинники стояли не шевелясь, но он стал пятиться от них, пока не уперся в стену. Стукнулся об неё затылком и будто очнулся от долгого сна.

— Да, ребятушки, — усмехнулся он, — продал я душу не за овсяный блин. Возгордился! Недаром говорят, боярская спесь на самом сердце нарастает… Что ж, умел грешить, умей и ответ держать.

Он быстрым неуловимым движением выхватил кинжал, но Кряж, следивший за каждым его движением, кинулся к боярину и успел перехватить занесенную для удара руку.

— Э, нет, боярин, держать ответ тебе придется по делам твоим. А по ним ты смерть такую не заслужил — слишком легка она и пристала воину, коего победили в честной схватке, а не предателю народа своего.

Прошло довольно много времени с тех пор, как разгневанная Анастасия выскочила прочь из комнаты. Аваджи не сомневался, что она сидит у Прозоры. Опять, наверное, помогает урусской шаманке готовить отвары из трав.

Он мог бы пойти к Прозоре, вызвать Анастасию и попросить у неё прощения за свою глупую ревность, но что-то мешало ему это сделать.

К тому же сталкиваться лишний раз с хозяйкой дома, которая почему-то возненавидела его с первого взгляда, Аваджи не хотел. Ему проще было бы поговорить с молодой женщиной, прозванной урусами странным именем Неумеха, но она как раз сегодня где-то задерживалась.

Неумеха появилась у его постели на второй день после ранения — сменила просидевшую подле него всю ночь жену. Когда его сиделка ненадолго зачем-то вышла, Аваджи решил подняться и немного пройтись по горнице. Он вовсе не чувствовал себя смертельно раненным, как казалось этой женщине.

Он сделал всего несколько шагов, когда вошла эта самая Неумеха. При виде его она так пронзительно закричала, что у Аваджи заложило уши:

— Матушка! Матушка!

Прибежала Прозора. Не обращая внимания на протесты, уложила его на кровать, задрала рубаху, словно он был не мужчиной, а малым неразумным ребенком, и долго смотрела как зачарованная на его рану. Что там могло быть интересного? Но знахарка трогала затянувшийся шов холодными пальцами и все повторяла:

— Не может быть! Не может быть!

Потом опустила рубаху и сказала торжественно, будто своему урусскому богу:

— Какой великий дар!

Аваджи ничего не понял. Но и не очень старался понять. Мало ли чего бормочут шаманы, когда стучат в свои бубны, отгоняя злых духов? Все таинственное простым смертным и должно быть непонятно…

Но не может же он вечно сидеть в этой деревянной урусской юрте!

Аваджи уже понял, что вернулся в то самое проклятое село. Урусские мангусы, кажется, неохотно выпускают свои жертвы из цепких объятий. Но вот почему рядом с ним оказалась Ана? А что если любимую жену ему подменили? Он затряс головой от такой кощунственной мысли.

Ему бы выйти, оглядеться получше, а он вынужден сидеть взаперти — ни гость, ни пленник…

Неужели Ана не любила его, а лишь смирилась со своим невольным замужеством?.. Вот оно, искушение! Мангусы испытывают их с Аной чувства. А если и она так же мучается, сомневается в нем?

Он решительно отправился на поиски жены. Или хотя бы Прозоры, которая подскажет, где её найти.

Урусскую шаманку он нашел сразу — она все так же возилась со своими травами, в той же комнате. Но одна. Потому он спросил её, не сразу осознав, что она задает ему тот же вопрос:

— Где Анастасия?

Прозора некоторое время не сводила с него удивленных глаз, пока не поняла, что он нешуточно встревожен.

— Она пошла в амбар. Ей понадобился пчелиный воск.

— Давно? — спросил он внезапно севшим голосом.

— Давно, — кивнула Прозора и добавила виновато: — Я подумала, вы вместе.

Он побежал к выходу из дома, выскочил на крыльцо и закричал прерывающимся от волнения голосом:

— Гиде амыбар?!

Знахарка догнала его и накинула на плечи тулуп.

— Рану застудишь.

А потом по-молодому легко побежала впереди него к большому бревенчатому сараю. Анастасии там не оказалось.

— Гиде… — начал Аваджи, терзаемый самыми страшными предчувствиями.

— Гиде! — передразнила его Прозора. — Я и сама не знаю, где. Может, позвал кто?

— Паз-вал?

— Позвал, позвал, — медленно проговорила знахарка, уже и сама не веря в это предположение.

Она осмотрелась. Поначалу в запале не глянула себе под ноги, а теперь удивилась, что не заметила такого! На её подворье совсем недавно был кто-то чужой. Так она и пояснила Аваджи.

— Здесь кто-то был.

— Коназ Севола? — спросил тот первое, что пришло на ум.

— Князь? Откуда ему здесь взяться? Он в Лебедяни, от твоих джигитов отбивается. Да ты вглядись, обувка-то ваша!

— Ваша обувка! — согласно кивнул Аваджи.

Прозора могла бы говорить на его языке, что облегчило бы их общение, но не хотела. Она получала странное удовольствие оттого, что заставляла его мучиться, подыскивать те немногие русские слова, что он знал.