Докладывать мне лично! Тревожные весна и лето 1993 года - Андрей Орлов

ВОСПОМИНАНИЯ: «Весь период работы в администрации— это было для меня большое испытание. Оторвавшись от „альма матер“, от коллектива, в котором работал, от привычной, хотя и очень сложной обстановки последних месяцев, я попал в еще более трудные для меня условия. В коллективе Управления кадров меня считали человеком „оттуда“, который решает какие-то секретные задачи в интересах своего ведомства. А отношение к органам безопасности у многих было, мягко скажем, неприязненное. По-видимому, это отражалось и на отношении ко мне лично, несмотря на то, что я старался быть в меру открытым…

В министерстве же меня считали „ушедшим на другую работу“, и мало кто вообще представлял, чем я там занимаюсь. Теперь все мои рабочие контакты выходили либо на уровень руководства ведомства, либо ограничивались одним из отделов Управления но борьбе с контрабандой и коррупцией. Поистине возникла ситуация, когда я стал „свой среди чужих и чужой среди своих“. К сожалению, и дома не всегда все было гладко…» (Из воспоминаний А.П. Орлова).

— Андрюша, пойдем пить чай, — прервала его размышления жена.

— Не хочется что-то, — тихо ответил Андрей. Ему действительно не хотелось идти на кухню, чтобы сидеть там со всеми в полной тишине или в своеобразной изоляции, когда Оля и дети будут разговаривать между собой, как будто его нет с ними, будто он пустое место.

«Что-то у меня не получается. Все силы уходят на эту работу, на решение „важных государственных задач“, будь они неладны! Весь день держусь, а прихожу домой… Пружина распрямляется! А ради чего все эго? Чего стоят мои потуги противостоять каким-то проходимцам? За последние несколько лет их столько расплодилось! Ну, отобью одного-другого, а десятки все равно пролезут. Комитет так напугали в девяносто первом, что до сих пор не очухался. Реорганизации, проверки, аттестации, переназначения — сколько это может продолжаться? Сотрудники спецслужбы должны быть уверены в завтрашнем дне, в том, что их не подставят под „политический молот“, не сдадут, не сделают козлами отпущения! А один в поле не воин. На кого опереться, кому доверять как себе, кто не предаст в трудную минуту?»

— Пошли пить чай, Андрей! — твердым голосом сказала Оля и взяла Андрея за руку. — Пойдем, не упрямься! — Она притянула его к себе, обняла и теперь совсем по-другому, уже едва слышно прошептала: — Устал? Неприятности, да? Не переживай, все наладится.

В этих простых словах, произнесенных женой, было столько тепла, сочувствия и спокойствия, что Андрей ощутил облегчение, как будто с плеч спал тяжелый груз, тяготивший его последние несколько дней.

«Все наладится, все наладится», — мысленно повторял он вслед за женой.

Московская область, поселок Непецино.

Пионерлагерь «Метеор»

— Нинуля! — Оля прижала дочку к себе. — Ну вот мы и приехали. Видишь, с нами — дядя Слава и тетя Наташа. И Анечка тоже.

Андрей с Олей и Сережа приехали вместе с друзьями в пионерлагерь управделами Президента, где уже вторую неделю находилась

Нина. Отправлялась дочь туда неохотно, хотя все на работе у Андрея расхваливали этот пионерлагерь, ведь еще совсем недавно там отдыхали дети номенклатурных работников ЦК КПСС. Но то ли два года разгрома партийной инфраструктуры сделали свое дело, то ли Нина очень тосковала по дому, но Андрей с Олей стали получать от дочери довольно грустные письма,

ПИСЬМО: «В этом лагере очень скучно. Но мы иногда ходим с девочками на речку, на озеро. Наблюдаем за лягушками, как они надувают свои щечки. Рассматриваем улиток, прудовиков. Лазаем но деревьям. Короче, нока все в полном порядке. Я хочу сказать, что 13 будет родительский день. Приезжайте! Очень жду вас!» (Из письма Нины Орловой из пионерлагеря «Метеор» 6 июня 1993 года).

ПИСЬМО: «Дорогие: Папа, Мама и Серёжа! У меня все хорошо. Вот только уже четвертый день идут дожди. Плохая погода… Приезжайте ко мне обязательно. Света сказала, что вам должны сообщить, что будет от работы автобус прямо до сюда. Тринадцатого — родительский день. Приезжайте обязательно, мне без вас скучно! Когда приеду, если можно будет, то состригу челку, а то у меня голова болит от хвостиков…

P.S. Если вы приедете, то привезите что-нибудь поесть: печенье, яблоки, конфетки. А то все время хочется чего-нибудь пожевать… ПРИЕЗЖАЙТЕ!» (Из письма Нины Орловой из пионерлагеря «Метеор» 10 июня 1993 года).

Читая эти грустные послания, Андрей вспомнил, как девять лет назад, когда Оля ложилась в роддом, ожидая появления на свет сына, они решили отправить четырехлетнюю Нину на загородную дачу от детскою садика, так как се не с кем было оставить. Папа и дедушка работали, а бабушка, которая на самом деле была для нее прабабушкой, летом выезжала на дачу к своему сыну, дяде Андрея. По сути дела, сложилась совершенно безвыходная ситуация.

Вроде поначалу было все хорошо. Ниночка с удовольствием посидела с мамой и бабушкой на лавочке в ожидании автобуса, вместе с другими детьми уселась на свое место, радостно помахала рукой в окошко. И автобус уехал.

Спустя пару недель, моща Оля еще лежала в роддоме, Андрей поехал проведать дочку. Взял с собой гостинцы — пакетики черешни и клубники да горсть конфет к чаю. Пройдя с километр через лее от подмосковной платформы Красково, он оказался в расположении загородных детских дач, среди которых довольно быстро отыскал ту самую, где должна была находиться Пилочка. Сначала он долго ожидал, когда детей приведут с прогулки, потом ждал, пока они обедали, и только тоща ему привели дочку. Она выглядела испуганной и бледной. Почему-то на ней было надето то самое синее платьице, в котором она уехала из дома, хотя времени прошло довольно много. Оля очень скрупулезно собирала ее чемодан, точно сверяя все со списком обязательных для выезда вещей. Как оказалось, за все это время никто даже не попытался ребенка пи разу переодеть или сменить ему белье.

Нина, как только увидела папу, вцепилась в него мертвой хваткой, не отпуская от себя ни на минуту. Она была очень похожа на маленькую обезьянку, запустившую свои цепкие ручки в мамину шерсть. Только в данном случае это был нала, и вцепилась она ему в руку. Он, держа на коленях, кормил ее ягодами, которые Ниночка с удовольствием ела, не переставая при этом спрашивать:

— Папа, а ты не уйдешь?

— Куда же я уйду, Нинуля? — успокаивал папа дочку. — Я специально приехал навестить тебя.

Но Нина не унималась и через каждые пять минут задавала один и тот же вопрос:

— А ты не уедешь?

При этом она умудрялась одной рукой есть ягоды, а другой крепко-накрепко держать папину руку так, что Андрею даже стало больно. «Наверное, у меня будет синяк в этом месте», — подумал он.

Время шло, и расставаться все-таки было необходимо. Но Ниночка никак не хотела отпускать папу, продолжая полушепотом спрашивать:

— Ты не уедешь?

Глаза девочки были влажными, казалось, еще немного и она заплачет. И от этого у Андрея защемило сердце. «Боже мой! — подумал он. — Да я бы хоть сейчас ее забрал отсюда! Нельзя же так мучить ребенка!» Но он понимал, что сделать этого по известным причинам не сможет. Да и Ниночке надо было побыть на свежем воздухе, решили Орловы еще на семейном совете.