Книга нечестивых дел - Элль Ньюмарк

Я представил за спиной своего наставника призрачную вереницу старших поваров — их белые колпаки скрывались в древних временах, принимали форму капюшонов, тюрбанов, библейских головных уборов. Вот такая тайная шеренга подвижников, каждый из которых был больше, чем кулинар: сохранил то, что ему передали, и умножил накопленные знания. Я оробел от оказанного доверия познакомиться с этой извечной ратью.

— Как это возможно, маэстро? Одна книга прошла через столько рук…

— Одна книга? Разумеется, невозможно. И глупо. У каждого хранителя своя книга. И ни одна не похожа на другую, поскольку все они меняются и растут. Как сама жизнь. Каждый хранитель отвечает за свою книгу до того времени, когда можно будет безбоязненно обнародовать знания. Когда это произойдет, не важно: зерну не суждено увидеть, как распускается цветок.

В моей груди росло волнение, в голове роились вопросы.

— Хранители знают друг друга? В Венеции есть еще такие же, как вы? Сколько их? Они все живут в Европе? Откуда вы берете знания? У вас происходят тайные собрания?

— Не спеши, — рассмеялся синьор Ферреро. — Не забывай, что наш пароль — терпение и внимательность.

— Но вы знаете других хранителей?

— Каждый хранитель знает имена еще двух из других стран. Если возникает угроза, что книгу обнаружат, ее следует уничтожить. — Он схватился за сердце. — Господи, что за мысли лезут в голову! Но, как ни печально, однажды такое случилось. Сицилийский повар получил в свое распоряжение чертежи строительства великой пирамиды в Гизе. Он трудился, зашифровывая это великое инженерное творение в рецепт — я слышал, в ход пошло огромное количество марципана, — но его каким-то образом раскрыли. Считалось, что пирамиды прославляют языческих богов, и повара арестовали, обвинив в ереси. Чертежи уничтожили, но он умер достойно, не предав хранителей.

— Вам надо спрятать книгу, маэстро.

— Чепуха. Это самое безопасное для нее место. У Ландуччи и Борджа нет причин интересоваться потертой поваренной книгой. И они считают себя слишком умными, чтобы советоваться с адептами вроде таких отшельников, как Н'бали. Отдают подобных людей на откуп суеверным крестьянам. Что же до твоего юного приятеля, ему никто не поверит. Думаю, в данный момент хранители в безопасности. В любом случае самые важные вещи, такие как гностические Евангелия, записаны во многих местах. Угрозы возникают и исчезают, а мы незаметно существуем и ждем своего часа. — Старший повар закрыл книгу и любовно положил ладони на ее промасленную обложку. — Теперь скажи, что ты усвоил?

— Что надо жить настоящим.

— Хорошо. — Он внимательно на меня посмотрел. — Пора тебе взрослеть, Лучано. Больше никаких игр с Марко. Когда дож умрет и слухи улягутся, тебе надо всерьез и надолго взяться за обучение.

— Я готов. — Благодаря книге я буду достоин и наставника, и Франчески.

Старший повар поставил книгу на полку и сказал:

— Прежде всего тебе следует научиться читать и писать — на многих языках. Затем заняться историей, точными науками и философией. — Синьор Ферреро улыбнулся. — Но при этом все должны думать, что ты овладеваешь только кулинарным искусством.

— Уж очень много предметов.

— Справишься. Ты лучше, чем тебе кажется. Давай приступим к первому уроку. — Он вынул из стола лист бумаги и написал слово. — Видишь? Это значит «хранители». Ты способен запомнить буквы и их расположение, чтобы в следующий раз узнать слово?

Я рассмотрел каждую букву в отдельности, а затем образованный ими рисунок. Провел под словом пальцем. От неожиданного озарения у меня пробежал по спине озноб.

— Х-р-а-н-и-т-е-л-и. Вот это да! Я умею читать!

Старший повар смял лист в шарик.

— Не обольщайся. Тебе еще предстоит пройти долгий путь. — Он бросил шарик в огонь. Бумага почернела и с шипением исчезла. Но слово «хранители» стояло перед глазами — слово, которое меня спасет.

Старший повар устало провел рукой полипу.

— На сегодняшний вечер довольно. Думай о том, что ты узнал. Мы продолжим наш разговор после его ухода, — показал он глазами на потолок, где на верхних этажах обитал дож. — Помни, Лучано, бывают времена, когда надо собраться и не терять бдительности. Повторяй урок суфле — оставайся в настоящем, а не где-нибудь еще.

Но сказать легче, чем сделать, — для всех нас наступили тяжелые дни. Я жил во дворце почти шесть месяцев, а безумие дожа становилось только сильнее по мере развития его болезни. Он искал книгу с невероятной неистовостью. Но наконец сифилис сто сломал, и в некоторых кварталах разговоры о книге отошли на второй план — теперь люди обсуждали, как долго еще протянет старик.

— Дож напоминает камбалу на разделочном столе, — как-то заметил синьор Ферреро. — Бессмысленно бьется, цепляясь за жизнь.

И в самом деле, головорезы правителя без толку носились по городу, в то время как «черные плащи» спокойно наблюдали и производили аресты. Все шпионили друг за другом.

Марко и Франческа тоже видели толпы солдат, и у них неизбежно появлялись вопросы. Поэтому я старался держаться ближе ко дворцу и не попадаться им на глаза. Прежде чем оставить куль с едой для Марко, выглядывал из задней двери, чтобы убедиться, нет ли его поблизости. Я по нему больше не скучал (особенно с тех пор, как он потерял былое чувство юмора), но Франческа — ох, это другое дело. У меня уже накопилось двадцать монет; еще несколько недель, и будет достаточно, чтобы вызволить ее из монастыря.

К счастью, дела постоянно держали меня во дворце. Здоровье дожа продолжало ухудшаться. Я слышал, как Тереза шепотом сообщала Энрико, что происходит в покоях правителя. Дож мочился по углам и скулил на полу. Тереза стала приходить на кухню гораздо чаще, и они с Энрико, уединившись у печи, о чем-то шушукались. Как-то раз я остановил ее у дверей для слуг и спросил, сколько, по ее мнению, проживет дож.

— Как знать, — оживилась Тереза. — Бродит по комнатам голый и невменяемый. А пятна на постели такие, что тошнит. — Ее лицо скривилось от отвращения. — Теперь уже недолго. По крайней мере, мы так надеемся. — Она подмигнула и побежала собирать последние новости.

А кухня обеспечивала питанием приезжих докторов. Первым прибыл врач из медицинской школы в Падуе и трижды в день поил дожа настойкой из аралии, но улучшения не наступило и он, извинившись, уехал с семьей в Милан. Следующим появился священник из Рима. Он был личным врачом папы, передал от его святейшества привет и предложил начать последние приготовления. Его отправили обратно в Рим, не удосужившись поблагодарить.

Затем стали прибывать целители из самых разных мест: травник из Парижа; профессор медицины из Франкфурта; английский врач, который привез с собой ртуть, и от нее язвы дожа сделались синими; одетый в красный атлас седовласый старец из Персии с фимиамом и пиявками.