Взорванная судьба - Фёдор Быханов

— И сесть в ней — не разбившись просто невозможно.

— Да и времени, вряд ли хватит, на иной, какой способ спасения, — понимали пассажиры и пилот «Сессны». — Скорее всего, сеньор Сарбино шутить не станет.

И коли так, он не дрогнувшей рукой нажмет кнопку, давая сигнал к взрыву, как и было велено ему мистером Грассом.

Действительно, раздумывать, особо, было некогда.

Пилот, первым осмыслив ситуацию, поставил своих спутников перед фактом:

— Отпущенного управляющим времени может хватить лишь на то, чтобы повернуть машину обратно.

И еще беглецы теперь знали, что иной их поступок тут же будет последним. Управляющий асьендой просто не станет рисковать с промедлением:

— Ведь беглая «Сессна», мчась к столице страны, вскоре вполне могла выйти из зоны досягаемости радиостанции, установленной на асьенды дона Луиса.

Как и пилот, называвший себя пришельцем, полностью осознал всю безвыходность ситуации, в которой оказались они втроём, инспектор Фрэнк Оверли.

Но он поостерегся сразу давать советы.

— Да и как сказать, — благоразумно подумал Фрэнк. — О том, что нужно смириться и выполнить все то, что велел им управляющий асьендой?

В его положении такие слова обернулись бы, в первую очередь против него самого.

Моментально могли стать ему просто смертным приговором:

— Мол, к своим сообщникам, уговаривает вернуться.

Инспектор видел, что своей, поведанной недавно личной версией о бегстве, он нисколько не развеял сомнения пришельца.

И все же не утерпел:

— Если не послушаемся сеньора Сарбино и полетим дальше, он точно выполнит свою угрозу и вдорвет мину на расстоянии по радио.

Его слова заставили насторожиться остальных.

— И что ты предлагаешь? — тоном, не предвещавшим ничего хорошего, буркнул Бьенол. — Возвращаться обратно, к твоим дружкам?!

Теперь, после этого предложения неожиданного спутника, которого совсем не брали в расчет при подготовке к побегу, ему снова захотелось взяться за свое оружие и тут же пустить его в дело.

Но авиамеханик, как тут же и выяснилось, имел реальное предложение, требовавшее осмысления.

— А вот что, — отозвался Оверли. — Лететь прежним курсом, но лишь с отключенным электропитанием.

И пояснил, подтверждая, что кое-что из оборудования самолета все же знал этот липовый авиамеханик:

— Нужно вырубить аккумуляторы и заглушить двигатель.

Тут и Бьенол пришел в себя.

Из всей тирады незваного товарища по побегу, он понял одно:

— Шанс уцелеть все же у них еще остаётся.

Воспользовался он им тут же, без промедления. Тем более что стрелки бортовых часов на приборной доске уже указывали об истечении срока ультиматума.

На своём пилотском месте Бьенол проворно «прошелся» рукой по ряду тумблеров, ставя все в нейтральное положение.

Повинуясь его воле, двигатель заглох, погасли индикаторы приборов, а вскоре перед взором, всех сидящих в кабине, предстали и остроконечные лопасти остановившегося винта.

Самолет недолго еще планировал по инерции, а потом пошел на снижение в зеленую чащу гилеи.

Пытаясь вести его по пологой линии, Бьенол спел заметить авиамеханику:

— Благодарю за совет!

— И как это я сам не догадался! — сказал пилот, выбирая внизу более-менее приемлемое место для приземления. — Попробуем уцелеть!

Теперь ему предстояло самому искать выход, когда ожидала встреча не с самой мягкой на свете посадкой.

Что ни говори, а не находка для планеристов, горный лес — гилея, в зарослях которого не так уж много, если не сказать иначе — просто нет совсем площадок, годных для приземления даже для такого легкомоторного самолета, как их многострадальная «Сессна».

Но и в случае, даже могла найтись такая ровная поверхность, все равно, сделать он уже ничего мог. Так как низкая облачность из бывшего союзника беглецов, теперь превратилась для них в главного врага, отобрав последнюю возможность уцелеть, мешая пилоту ориентироваться в пространстве.

Короче говоря, саму посадку на горный лес — гилею пришельцу Бьенолу предстояло осуществить практически вслепую.

— Алик, быстро пристегни ремень безопасности и сгруппируйся в ожидании удара о землю! — скомандовал Бьенол. — Да и ты, Фрэнк, уцепись там за что-нибудь покрепче, сейчас грохнемся на лес.

Едва он проговорил последние слова, как самолет выскочил из облака и прямо на них понеслись, все больше и больше увеличиваясь в размерах, зеленые кроны деревьев.

Страшный удар, треск ломаных сучьев и стон раздираемой легкой обшивки самолета слились в один протяжный звук.

Когда все стихло, Бьенол понял, что и теперь не обошла их стороной самая капризная барышня на свете — удача! Ведь внизу могли наткнуться и на скалу, и на крупные стволы старого леса.

Вышло же вот как — вокруг них лишь кустарники, да лесной подрост. Они-то и смягчили удар, позволили спастись экипажу аварийного самолета.

Сама «Сессна», хоть и сильно пострадала, все же могла оказаться и в гораздо более плохом, чем сейчас, положении.

В том, случае, конечно, не отключи Бьенол, по совету Фрэнка, электропитание. Этим он не только предотвратил взрыв по сигналу с асьенды. Сейчас все вокруг пропитывалось резким запахом бензина, вытекающего из разбитых баков.

Было достаточно всего одной, малейшей искры, чтобы произошли неминуемый пожар с итоговым взрывом.

Впрочем, и теперь, находясь в разбитой кабине самолёта, они были мало застрахованы от таких последствий:

— Потому следовало поскорее убираться подальше от «Сессны».

Бьенол не сомневался в том, что бензин, неумолимо растекаясь из пробитых баков, рано или поздно дойдет до раскаленных патрубков замолчавшего двигателя самолёта.

— А в нем, — если верить сеньору Сарбино. — Имеется еще и мощная мина, только ожидающая сейчас своей очереди доставить беглецам очередную беду.

Только решиться на скорейшее покидание того, что прежде было самолетом, оказалось проще, чем осуществить это на деле. Так как, обе дверцы в кабине оказались заклиненными после удара.

Правда, они им вовсе не понадобились.

Выход для всей компании обеспечил их новый знакомый, невольно пожертвовавший ради этого, хотя и не по своей воле, собственной безопасностью.

…Из всех троих больше всего пострадал именно Фрэнк Оверли.

При ударе самолета о землю его бросило вперед прямо на остекление кабины. Раскрошив его собой, Фрэнк представлял теперь совсем жалкое зрелище.