Вспомнить будущее - Анна и Сергей Литвиновы

А наутро спросила себя: ну и что? Я узнала, что Нетребин жив-здоров – однако я и без того была в том уверена. Теперь я знала, что он действительно проживает в Регенсбурге и, похоже, является гражданином Германии. А дальше? Что я могла поделать? Как отомстить? Неметчина не Россия. И если нашей полиции не было никакого дела до исчезновения Степашки, то немецкие полицаи вряд ли будут смотреть сквозь пальцы на пропажу Нетребина. Даже если мне, допустим, удастся здесь, на чужой для меня территории, организовать его убийство. А ведь для этого мне еще требовалось найти орудие (потом избавиться от него), изучить привычки жертвы, проследить, чтоб не оказалось свидетелей, организовать засаду, скрытно исчезнуть и так далее. Словом, мне требовалось приехать в небольшой немецкий город как минимум на два месяца. И намозолить здесь всем глаза настолько, чтобы стать первой кандидатурой в списках возможных подозреваемых. И почти со стопроцентной гарантией сесть впоследствии в немецкую тюрьму.

Итак, мне ничего не оставалось, кроме как возвратиться в Москву. Впрочем, кое-что у меня уже было: новая фамилия Юрия Нетребина и его адрес. И только тут мне пришла в голову прекрасная идея: одним выстрелом уложить (как говорят немцы) двух вальдшнепов. Сделать один мой праздник поводом и источником для второго. Превратить убийство Миши Нетребина в двойное торжество. Ибо если у меня не получалось расправиться с Юрием Степановичем на чужом для меня поле – почему бы мне не попытаться сыграть против него на своем? И если уж сын так преданно приезжал к отцу в Германию – почему бы отцу не приехать все-таки хотя бы однажды к сыну, по самому печальному поводу.

К тому времени я вдобавок добралась до электронной переписки Михаила Нетребина с герром Шмидтом. Они писали, шифруясь, чувств-с своих сыновних и отцовских не обнаруживали. Звучали и выглядели письма по-деловому, но из них я сделала неоспоримый вывод: Юрий Степаныч из Германии в свое время дал сыночку денег на начало ювелирного бизнеса. Он также оплатил ему учебу за границей. Он и сейчас имеет свои финансовые интересы в «Бриллиантовом мире». То, что связь меж ними не рвалась, было хорошо для моих планов.

Поэтому, когда я убивала Михаила – я одновременно добиралась и до Юрия Нетребина.

Итак, в тот темно-синий весенний вечер я подошла к Михаилу Нетребину на бульваре сзади. Он не оглянулся, он был пьян, он спешил, шел быстро, почти бежал домой из офиса, поглощенный идеей застать жену в объятиях любовника. Я приноровила к нему свои шаги, взяла нож в правую руку и резко ударила его несколько раз в спину. Нетребин, кажется, в первый момент не понял, что происходит и в алкогольном дурмане не почувствовал боли. Он обернулся, увидел меня, узнал, проговорил удивленно: «Ты?» – и только тогда стал заваливаться на спину.

– Да, это я, – сказала я ему.

Увы, увы, обстоятельства заставляли меня в тот момент быть краткой. Я не могла на часы или на годы растянуть его мучения. Он обязан был умереть в течение нескольких минут.

Не скрою, я заранее репетировала свою роль – чтобы в короткие мгновения нашего разговора уместить как можно большее количество жалящих его, ранящих слов.

– Да, это я убиваю тебя, – сказала я, – но ты не все обо мне знаешь. Тебе пришла смерть как месть – за мою бабушку. Помнишь ту ученую грымзу, которая приходила к тебе хлопотать за внучку с ее ветеринарной клиникой? Та девушка была мною. Старушку ты оскорбил, у нее случился инсульт, и на следующий день она умерла. Ты не знал? Ну так знай, за что ты сейчас помираешь.

Он лежал на земле и смотрел на меня снизу вверх, выпучив глаза, – и я жалела, что не знаю, насколько глубоко его пробирают мои слова. Или их уже смазывает боль?

– И жену твою, – продолжила я, – Алину, в объятия любовника привела я. Я случила их, я записала, подарила тебе улики. Ведь другая половина моей мести – за твоего отца. Он, житель Германии Герхард Шмидт, – при этих словах мой незадачливый любовник дернулся, подтверждая, что моя догадка абсолютно правильна, – в бытность свою в Советском Союзе Юрием Нетребиным погубил, под снежной лавиной, моих мать и отца. Почему? Зачем? Только чтобы создать самому себе алиби, подтвердить то, что он якобы погиб? Да? Ну, а теперь ты, Миша, гибнешь за него. Он ведь любит тебя. И, пожалуй, приедет к тебе на похороны. И тоже будет убит.

И с этими словами я дважды ударила Нетребина, лежащего на песке, ножом в грудь.

Герр Шмидт!

С глубоким прискорбием сообщаю Вам, что ваш деловой партнер Михаил Юрьевич Нетребин скоропостижно скончался 18 мая 2012 года в г. Москве. О дате и месте похорон мы известим Вас дополнительно.

С уважением,

Директор по развитию компании

«Бриллиантовый мир» Микаэла Сулимова.

Это выдержанное письмо, написанное на английском, я послала Юрию Нетребину в Германию на следующий день после того, как убила Мишу.

Его отец (я верила – отец!) ответил мне. Он глубоко скорбел и требовал подробностей. Я написала.

А потом, когда наконец-то закончились всевозможные экспертизы и безутешная вдова организовала похороны, я отправила герру Герхарду Шмидту новый мэйл – спокойное, отстраненное приглашение:

Похороны нашего товарища и руководителя М.Ю. Нетребина состоятся 26 мая на подмосковном Богородском кладбище. Если Вы сочтете нужным побывать на них, мы готовы забронировать удобную гостиницу и встретить Вас в аэропорту.

Я ждала от Юрия Степановича ответа, скрестив пальцы на удачу.

В пользу «не приедет» было: побоится. Все ж таки он на территории России совершил преступление, за которое предусмотрено пожизненное – а значит, не существует срока давности. Он ведь убил моих родителей, как ни тяжело это доказать.

Зато в пользу «приедет» было: о том убийстве никто ничего не знает. Прошло уже почти четверть века, и вряд ли кто-нибудь, даже я, как никто заинтересованная в расследовании, сможет что-то доказать. К тому же Юрий Степанович серьезно поддерживал своего сына и даже помогал ему деньгами – значит, любил его. И, стало быть, захочет сказать ему последнее прости.

И вот я получила от него электронное письмо – мы с ним оба по-прежнему не выходили из образов деловых партнеров:

На похороны Михаила я прибуду. Прошу забронировать мне на период с 25 по 27 мая включительно приличную гостиницу не дороже ста пятидесяти евро за ночь, а также, по возможности, организовать в нее трансфер из аэропорта. Я прилетаю в Шереметьево, терминал Д 25 мая рейсом Аэрофлота в 17.30 Мск. Ваши расходы по встрече и бронированию гостиницы я обязуюсь компенсировать.

За строками письма вставал довольно мелочный, прижимистый бюргер, считающий каждый евроцентик. О том свидетельствовало, к примеру, замечание о компенсации расходов. И сроки пребывания в городе его юности и зрелости, ограниченные тремя днями и двумя ночами. И то, что он просил отель не дороже ста пятидесяти евриков, да еще притом надеялся на приличный – сочетание, трудно исполнимое в баснословно дорогой российской столице. Бытие, безусловно, определяет сознание. Похоже, Юрий Степанович успел за двадцать четыре года превратиться в скаредного Герхарда. А может, я обозналась? И приезжает и впрямь деловой партнер Шмидт?