Братья. Книга 1. Тайный воин - Мария Семенова

– Это он через день тут живёт, – кивнул на дружка маленький. У него приметными были волосы, отливающие пепельным серебром. – А тебя учитель велел в старую кладовку возле поварни.

Лутошка пощупал зашитую губу языком:

– В приспешники, что ли?

Кабальная доля уже не казалась такой беспросветной, как днём. Да и мораничей он, видно, зря посчитал жестокими изуверами.

Они снова переглянулись.

– Учителю не до тебя ныне, – сказал долговязый. – Выйдет, к делу приставит.

А младший добавил:

– Молись пока, чтобы Лихарь поправился. Тогда поживёшь.

Чужая наставница с тремя ученицами появилась на пороге до того буденно, что Сквара поневоле вспомнил, как в Житой Росточи ждали пугающе-праздничного явления котляров… а дождались одного Ветра, вышедшего из тумана. Другое дело, Ветра они там не скоро забудут. Однако на сей раз речь шла о женщине. О едва заневестившихся девчонках. Уж их-то, верно, привезут если не в болочке, заложенном оботурами, так на санках о десятке собак?.. И с отрядом верных, конечно. Лепое ли дело бабе с девками – да одним?

С Дозорной башни подали весть о путниках на заливе, но никто особо не забегал. Ну, вышли встретить к воротам… И они, снимая лыжи, прошли под каменной перемычкой – четверо в меховых рожах, заиндевелых с мороза. Передовой чуть повыше, а так одинаковые. Все в короткополых зипунчиках, в стёганых штанах, подбитых кужёнкой. Беримёд и старшие ученики с поклонами приняли саночки, которые захожни в пути тащили по очереди. Тут-то Сквара сообразил: вот они и пожаловали, чаемые, важные гостьи.

Немного позже это подтвердил Лыкаш, всё как есть разузнавший:

– Учитель госпожу Айге сестрой величал, локотницы скрещивал…

– Ты не про бабнищу нам, ты про девок!

– Что девки, – насупился Воробыш. – У источницы за спиной смирно стояли. Лиц попусту не казали…

Хотён и Пороша с Бухаркой немедленно приосанились, стали гордо поглядывать. Они первыми прибежали тогда в притон, и Беримёд это видел.

– А ты двор мети, – посмеялся Скваре Хотён. – Такой двор гостьи увидят, даже из милости ножками не коснутся!

Опёнок новыми глазами оглядел двор, в самом деле затоптанный. Подумал, пошёл за метлой.

– Потом трапезную высветлишь ради нашего пира, – долетел сзади Бухаркин смех. – Не то скажут – гвазды жить поселились…

Тут вышел Беримёд, и до блеска отмывать застольный чертог выпало самим победителям. А Сквара, передав метлу Ознобише, побежал править нож. Из ближнего острожка уже доставили двух кормлёных молодых коз. Скваре с Лыкашом было велено их забить.

Занимались они этим в чёрном дворике за поварней. Там же, под навесом, разгорались вкопанные в землю андархские печи. Огонь пылал в огромных глиняных корчагах, казавших на поверхность лишь жерла. Когда дрова прогорят, жерла замкнут крышками, дадут выстояться… И ещё бросят вниз пахучие ветки и листья, чтобы напитать мясо вовсе уже немыслимым духом…

Лыкаш вывел первую козу, серую, с ремнём вдоль спины. Она упиралась и блеяла, не веря незнакомым рукам, но особо испугаться не успела. Сквара быстро зажал её между коленями, взял за подбородок:

– Направь руку, Владычица…

Нож легко вдвинулся под ухо, достав позвонок. Острое лезвие мигом рассекло сонные боевые жилы с гортанью. Кровь забулькала, изливаясь в корыто. Сквара вздохнул. Ножом, что подарил ему Ветер, он с самого начала не пользовался за едой.

– Вот бы с нутряным салом запечь, – стараясь не упустить наземь ни капли, размечтался Лыкаш. – А можно добавить всяких обрезков, рубленых жил, зелёного чеснока… колбасу сделать…

Вторую козу, белую, пришлось тащить за рога, потому что под навесом уже раскачивалась знакомая полоса на серой спине. Сквара не стал зря пугать и неволить козу, ударил в сердце. Лыкаш живо накинул на задние ноги верёвку. Тушу подняли, отворили горло, в корыто полилась новая кровь.

Опрятывали наперегонки, состязаясь, кто меньше оставит прирези на козлине. Забой случился врасплох, поэтому кишки у обеих коз были полны. Чтобы извлечь их, не попортив ни мяса, ни требухи, нужно было умение.

В отдельную лохань сложили лакомые черева.

– Ты желудки чинёные едал когда? – спросил Лыкаш.

Сквара подумал, ответил:

– Дома. Давно.

Лыкаш тоже задумался.

– Меня когда провожали, – проговорил он затем, – мама козьи желудки водяным ежовником чинила, самым добрым. Запекала, чтоб с корочкой… Помню, жевал… а во рту каково было – хоть убей…

Сквара попробовал вспомнить, что последний раз ел дома. Не вспомнилось. Они ведь предполагали вскоре вернуться. Кто будет думать о том, чем завтракал перед дорогой?

Передав готовые стяги приспешникам, Опёнок вымыл руки, пошёл глянуть, как там Лутошка с его штопаной губой, не клонится ли нарывать. Лутошка сидел бодрый. Бережно, здоровой стороной рта, ел что-то из чашки.

Он, правда, так шарахнулся от скрипа двери, что едва не рассыпал снедь по полу.

– Вас тоже этим кормят? – спросил он, когда Сквара выпустил его губу, сел рядом на корточки.

– Чем?

– Да сырьём.

Опёнок заглянул в деревянную чашку. Там были крошёные водоросли, прозванные в память овощей, из обычных давно ставших привозными и многоценными: капуста, репа, боркан.

– Не всегда, – сказал Сквара. – Ещё пареное в праздник дают. Только учитель всё равно говорит, что от сырья вернее мочь прибывает.

Лутошка неуклюже пошутил:

– Я уж решил, мне по заячьей губе и харч заячий… – Потом жадно спросил: – А чем тогда из поварни пахнет?

Сквара выпрямился:

– Так пир ныне. Гостьям почесть.

Лутошка смотрел с завистью. Рассказывать кабальному, что младшим ученикам с того пира не достанется даже объедков, Опёнок не стал. Ещё не хватало!

Мытная башня отстояла от житой доли крепости дальше всех остальных. Туда не было пути по стене. Прясла разорвали трещины, а мостиков никто не навёл. Не было пути и дворами. Выходы горячих ключей образовали перед башней болото, ржавое, мёртвое, опасное. Сквара попытался обойти его с одной стороны и с другой, полазил по ненадёжным, скользким от постоянной сырости развалинам палат и внутренних стен. Здесь приходилось прятать лицо от вонючего удушливого пара, не предназначенного для человеческих лёгких. На самом деле Чёрной Пятери досталась удача, выпадавшая далеко не всем людским поселениям: горячие кипуны пробудились прямо под крепостью. Только добрыми и животворными были не все.

Огромные куски кладки вырвало и выломало – где по швам, где как попало, расколов неподъёмные чёрные кабаны. Беда, слизнувшая всю середину Андархайны со столицей Фойрегом и царским двором, до северных окраин докатилась, можно сказать, лёгкими щелчками. Всего-то сожгла половину лесов, исковеркала землю и смяла каменные палаты, как дети мнут кусок сыра в горсти.