Слезы Черной речки - Владимир Топилин

Теперь он не сможет увидеть любимую девушку. Свидание и свадьба откладывались до неопределенного времени. Да и состоится ли вообще? Вспомнив об Инге, застонал. Янис походил на молодой кедр, у которого ураган только что оторвал где-то посредине ствол с ветками. Он еще жив, напитан соками земли, но исход однозначен: ему все равно быть трухлявым пнем, который быстро сгниет без вершины.

Обхватив руками голову, облокотившись на стол, долго сидел, уставившись на огонек керосиновой лампы. Смотрел, как тот, медленно догорая, гаснет, сгущая сумерки в бревенчатых стенах. Опять кончился керосин. Надо больше экономить, запасов топлива для освещения едва ли хватит до весны. Да и вообще надо беречь спички, соль, муку, крупы и прочие домашние продукты. Пополнить их не получится, никто не принесет. Он тоже не может выйти в деревню, дороги в мир людей нет. В душе — боль, на сердце — тоска. Не зажигая огня, отвалился на нары. Не накрываясь одеялом, не вытирая катившихся слез, ткнулся лицом в подушку.

Раннее утро разбудило его внутренним порывом. Неуемная молодость требовала движений.

Янис встал, растопил печь. Вышел на улицу, размял на свежем воздухе затекшее за ночь тело. Снега выпало немного. Взяв в руки лопату, быстро очистил площадку и тропинки. От непродолжительной работы улучшилось настроение. Под деревом зашевелилась Елка. Встала, потянулась, чихнула.

— Ох, ты, моя хорошая! — подзывая собаку к себе, заговорил он, стараясь исправить вчерашнюю ошибку. — Иди ко мне! Ну? Дай, я тебя поглажу… Не хочешь? Извини меня, ну? Всякое бывает, сорвался…

Та, не удостоив даже взглядом, пошла под соседнее дерево. Гордая! На то, чтобы восстановить прежние отношения, требовалось время.

Прежде чем вернуться в зимовье, набрал охапку дров. Закинул их в угол. О чем-то вспомнив, вернулся в сени, дотянулся под крышу, достал полено с зарубками. Не задумываясь, закинул в огонь. Так закончился его подсчет дням ожидания встречи с любимой девушкой.

Снег перестал. Непогода отдала бразды правления крепнущему морозу. Полный энергии, Янис решил топтать лыжню к перевалу. К действиям подтолкнула внезапная мысль, разбудившая сегодня утром. Задумал сходить в соседний водораздел, где охотились Кужеватовы. В прошлом году они встречались с дядькой Егором и его сыном Архипом.

В этот день вывершить гору Янису не удалось. Глубокий, по грудь, снег не давал хода. В свежем пухляке лыжи тонули едва ли не до самой земли. Их приходилось вытаскивать, разгребая сугроб руками, и только потом делать новый шаг.

До обеда, выбившись из сил, удалось пройти около двух километров. После этого вернулся назад, на зимовье. Чтобы снег осел, стал плотным и держал на поверхности, надо было подождать еще ночь. Неотступно следовавшая за ним по лыжне, Елка держалась на расстоянии. Бегать по тайге не могла, тонула в снегу по уши.

На второй день удалось подняться на перевал, но спуститься в пойму Березовой реки, где промышляли Кужеватовы, Янис не решился. До зимовья оставалось еще около двадцати километров, по глубокому снегу за день не успеть. Ночевать в тайге у костра не хотелось.

Третьи сутки были решающими. Сегодня к вечеру надеялся первый раз за месяц увидеть людей. Пусть не родных, не близких, но единых духом и стремлением промысловиков, хорошо знавших их. Дядька Егор должен рассказать ему, что творится у них в Каменно-Горновке, ведь они живут неподалеку, всего в сорока километрах, в соседней деревне.

Шлось легко. Хорошее настроение от надежды на встречу гнало вперед. Сильные ноги без труда толкали легкие лыжи по поверхности зимнего покрывала. По вчерашней лыжне Янис за три меры вышел на гору. Здесь проходила незримая граница соседнего участка. Впереди, в долине, находилась вотчина Кужеватовых.

Недолго задержавшись, подождал собаку. Следовавшая по следам, Елка отставала, проваливаясь, теряла силы. Янис хотел оставить ее на зимовье, но до сих пор обиженная лайка в руки не давалась.

За третьим от перевала ручьем у соседей начинались ловушки. Свернул к ним, знал, что если Кужеватовы проверяют кулемки, значит, есть лыжня, а по ней он быстро доберется до их избушки.

Самоловы Янис нашел быстро, они виднелись издалека. Вот только никто их в этом сезоне не настораживал. Предчувствуя недоброе, парень все же пошел по чужому путику, надеялся, что может быть по какой-то причине дядька Егор забросил его. Эти ловушки у Кужеватовых были самыми ходовыми, то есть рабочими, продуктивными, в них они ловили треть всей добытой пушнины. Так говорил дядька Егор.

Во второй половине дня, ближе к вечеру, Янис добрался до знакомого распадка. Вон там, на пригорке у ручья, должна стоять изба, а на тех трех спиленных деревьях возвышаться лабаз.

Нет ничего. Прошел вдоль берега вверх, потом вниз. Наконец-то наткнулся на останки сгоревшего лабаза. Вспомнив место, раскопал лыжей снег. На месте избы — обуглившийся сруб. Кто-то сжег зимовье. Неужели дядька Егор решился на этот поступок? Но почему? Он начинал догадываться.

Ночевал под елью у костра. Утром, едва рассвело, пошел назад. Прожив несколько дней в своем зимовье, решился на новый поход. Стараясь держаться глухой тайги, направился вниз по течению Безымянки, к вечеру вышел на берег реки Рыбной. Как в случае с Кужеватовыми, откопал обуглившиеся останки избушки Вербицких.

К Дальним горам, где промышляли дядька Айвар Снигур с зятем, пришел на третий день. Изба осталась целой, но пустой. Холодные стены, нетопленая с прошлого года печь, подвешенные от мышей постели, чистая, перевернутая посуда, остатки продуктов на лабазе давали знак, что осенью сюда никто не приходил.

Возвращение назад было тяжелым. Едва переставлял лыжи в снегу, по глухим просторам тайги, в которой не отмечено чужой лыжни. Знал, что вернется в пустые стены, там никто не ждет, отец и братья не придут. Так же и он не сможет вернуться к людям, в родной дом, к любимой девушке.

Единственная живая душа, друг и помощница — собака. Чувствуя его настроение, с опущенным хвостом Елка понуро плелась сзади по лыжне, а придя в зимовье, тихо проскользнула под нары. Когда он, усевшись на чурку напротив печи, горько плакал, осторожно вышла к нему слизывать языком катившиеся слезы.

* * *

…С веселым посвистом встревоженной синицы пришла весна. Необычным голосом, подобным ширканью двуручной пилы, заиграли на осиновой горке краснобровые глухари. Будто упавшая на пол кастрюля, кликнул гортанным призывом черный ворон. В недалеком распадке по ночам затявкала лисица. Тяжело ступая по крепкому насту, в поисках молодой зелени, не таясь, прошагал старый медведь. Ухнул на реке просевший от тепла снег, заскрипела на ветру за избой старая, оттаявшая пихта. На проталине у ручья проклюнулся первый подснежник. Воздух наполнился свежестью таявшего снега, соком земли, сырым деревом на крыше избушки, смольем деревьев.

С переменой времени года постепенно изменилось в лучшую сторону и настроение Яниса. Ушли в прошлое длинные, зимние ночи, морозные и метельные дни. За плечами остались сотни километров лыжни по путикам. Сплошными мозолями загрубели от топора и лопаты ладони. Стали притупляться неприятные воспоминания от того, как, схватив себя за волосы, выл волком от тоски и одиночества.