Камень Грёз - Кэролайн Дж. Черри

имеют привкус ненависти. А теперь уходи, уходи отсюда. Возвращайся в свои леса. Здесь нет добра, а возле камней еще опаснее.

– Это дроу, – промолвила она. – Вот кто проснулся.

– Не говори здесь этого, – зашипел Шиэ, и глаза его, хоть и тускло на дневном свете, снова вспыхнули. Он, дрожа, обхватил себя руками. – Довольно, довольно, пойдем отсюда.

Арафель погладила Финелу по шее и ощутила в ней ту же дрожь.

– Она останется со мной, пука. Иди. Я освободила тебя. Иди, куда хочешь, ты мне больше не нужен.

Тот был горд, но страх пересиливал гордость. Он повернулся и снова положил свою душу в рот – и черный конь возник перед Арафелью и вскинул голову в сторону зловещего Дун Гола, ноздри его трепетали от неприязни.

А потом конь исчез, метнувшись тенью в полумрак.

Финела двинулась вперед, теперь очень медленно, едва ступая по оскверненной почве.

Эльфы гибли здесь и до, и после войны. Но это место покинуло мир, ушло в небытие вместе со своими камнями и воспоминаниями, хоть и располагалось так близко к тому, что люди называли Кер Донном. Что-то вернуло его к жизни, и более того, отсюда расползалась странность. Потому сюда и вернулись деревья, погибшие в Элде, ибо это место помнило их.

И оно помнило поражение. Таков был Дун Гол, Гора Слез – она высилась над сошедшимися войсками, которые встречались и гибли здесь с начала и до скончания мира.

VI. Об изгородях и беглецах

Киран проспал завтрак и проснулся, когда солнце уже било в окно, и Бранвин рядом не было. Нащупав молчащий камень на своем месте, он остался лежать с закрытыми глазами, ибо тишина была столь приятна ему. Но наконец он собрался с духом и оделся, и спустился, отдохнувший за ночь и с более светлым взглядом на будущее.

В зале никого не было: замок кипел своими дневными заботами. Но служанка, заметив его, заспешила прочь, и вскоре вошла Бранвин, благоухающая солнечным светом и с надеждой в глазах. Руки у нее были в пыли, и она отерла их о платье.

– Ты крепко спал? – спросила она, словно это утро ничем не отличалось от других, и поцеловала Кирана в губы; он обнял ее, уткнувшись в пропахшие солнцем волосы, и подумал, что ничего прекраснее он еще не вдыхал.

– О да.

Бранвин отстранилась, чтобы взглянуть на него.

– Клянусь. Я прекрасно спал. – И он слегка улыбнулся, устало, но искренне, хотя мог бы сейчас сфальшивить. – Видишь, в камне есть мир и покой. Я знал, что они придут. – И он снова прижал жену к сердцу. – Видение обрушилось на меня слишком стремительно, и сразу я не смог его перенести; возможно, из-за того, что камень так долго висел без пользы и только узнал меня – но теперь все успокоилось. Все успокоилось. Он больше не причиняет мне страданий.

Бранвин могла привести и другие доводы. Он ждал их, но она сочла, наверное, что мир и так слишком хрупок, и начала отрясать с него пыль, которой запачкала его, и поправлять воротник, словно он был ребенком, за которым надо было присматривать.

– Мев и Келли полют огород; я решила, что им надо побыть на солнце. С ними Мурна. Я сейчас прикажу кухарке принести тебе завтрак. Заходил Шон: безухая овца сегодня утром принесла ягненка, и дети бегали смотреть. Барк где-то здесь: лошади сломали северную изгородь сегодня ночью и забрели на поле с репой; но сейчас почти всех уже, должно быть, отловили.

Киран сдвинул брови.

– Я пойду к ним.

– Сначала позавтракай.

Но он только улыбнулся и поцеловал жену в лоб на ходу, сбегая от завтрака: его тревожили поля, и, кроме того, глубоко в душе Киран рад был тому, что можно заняться привычным делом, не требовавшим ни оружия, ни смекалки. Надо было выяснить, где прорвались разбуянившиеся кобылы и не передрались ли они с жеребцом у того стойла. А если так, то там все, должно быть, разнесено в щепы, и придется звать плотника…

Ему вывели оседланного мерина, и Киран выехал за ворота, двинувшись к северу вдоль высокой изгороди, которой было обнесено пастбище. Там, где она заканчивалась, на горизонте он заметил всадника и поскакал туда.

– Все на месте, кроме Белоноски, – сказал Барк, разумеется, это был Барк. – Я отправил мальчиков прочесывать берег реки.

– Эта кобыла никогда не была гуленой, – заметил Киран. Скорее такого он мог ожидать от Непоседы, которая вечно была заводилой во всех неприятностях.

– Наверное, ей стало стыдно, – предположил Барк, – совести-то у нее побольше, чем у остальных, вот она и убежала.

– А где был пролом?

Барк нахмурился и указал на север.

– Там, у деревьев.

Брови Кирана тоже сошлись к переносице. Значит, не у новых полей, а там, где выход на пустошь. Это не было похоже на лошадей.

– Непоседу, верно, вновь обуяла жажда свободы теперь по весне, – сказал он тем не менее, – и она повела остальных. Поедем туда и посмотрим.

И они двинулись, но смотреть там особенно было не на что, разве что несколько мальчиков укрепляли изгородь, снова устанавливая камни и прибивая жерди. Земля была истоптана лошадиными копытами во всех направлениях.

Киран покачал головой. Здесь нельзя было различить следов никакой отдельной лошади. И они двинулись в обратный путь по дороге, что тянулась вдоль берега.

– Я думаю, стража должна была видеть их с ворот, если они вышли отсюда, – промолвил Киран.

– Я думаю, в конце концов она обнаружится на хуторе Гера, – ответил Барк, – если она ушла на север. Или стража не разглядела ее во тьме, или она ушла дальше остальных. Можно послать туда мальчика. Но по сухой земле ее трудно будет выследить.

Киран закрыл глаза. «Если я одарен Видением, – подумал он, – неужто я не могу найти одну отбившуюся кобылу?» Но вокруг по-прежнему был лишь один туман; и вдруг мороз пробежал у него по коже, да так, что он резко натянул поводья.

– Господин? – спросил Барк.

Мерин развернулся, влекомый поводьями, продолжая пятиться назад – так сильно потянул Киран. «Донкад», – промолвил Киран, ибо снова его охватила та мгла, которую он ощутил накануне, когда ему снился брат.

– Что-нибудь случилось, мой господин?

Голос Барка долетел до него сквозь туман и деревья, которым не должно было тут стоять, и он вернулся на землю, которую знал, вновь ощутив тепло солнца.

– Что-то плохое?

– Плохое, – откликнулся Киран во власти предчувствий, так что пропажа кобылы вдруг стала неважной, и он вспомнил сон, снившийся ему ночью, о холме рядом с Кер Донном.

– Я позову людей, – сказал Барк.

– Нет, – резко ответил он, приходя в себя и глядя на покрасневшее лицо Барка. – Тут ничем не поможешь. Это не связано с кобылой.

И он снова развернул скакуна. И они вновь тронулись в путь вдоль реки, временами даже съезжая с дороги, чтобы