Чернильная мышь - Дана Арнаутова

– Итак… В конце прошлого века в окрестностях деревни Мон-Фаллон убили исполнительного секретаря Совета графства тьена Леризена. Леризена в графстве не любило столько народу – вы и представить себе не можете. Во-первых, он был страшным педантом по службе и увольнял за малейшие провинности, которые его предшественники и провинностями не считали. Во-вторых, был чрезвычайно неприятне в общении. В-третьих, насолил куче людей, поскольку в его ведении были бракоразводные процессы – область грязная, но денежная.

Лэрд промочил горло шампанским и снова заговорил:

– В общем, однажды человек, которого не любили многие, шел по проселочной дороге от таверны к своему загородному дому – и не дошел. Обнаружился в кустах задушенным. Но следствие почему-то не занялось ни одним из нескольких перспективных направлений, а свалило все на братьев Турсон, попавших местной полиции под горячую руку и дурную голову. Старшего Турсона, служившего в секретариате, Леризен собрался уволить, а младший вообще был забулдыгой и во всем слушался братца. Сначала их оправдали, потому что найденные на месте преступления клетчатый картуз и бутылка из-под виски – это для суда оказалось как-то неубедительно в качестве улик. Потом нашлась свидетельница, якобы видевшая Турсонов поблизости от места убийства – и дело возобновили. Вот тогда за него и взялся Картер. Вообще-то, – лэрд стряпчий поморщился с явным сожалением, – там еще был толковый журналист, раскопавший очень много. Но речь все-таки не о нем. Вот Карстер – это да!

Тье Эвелин, явно слышавшая историю не в первый раз, невозмутимо ела салат. Маред тоже жевала, почти не замечая вкуса тающего на языке мяса, и вовсю разглядывала Монтроза, у которого горели глаза при рассказе об убийстве почти вековой давности. Так горели, словно это было его собственное дело, в которое он вложил всю душу. Маред еще никогда не видела лэрда таким… открытым. Да он же ревновал журналиста к своему кумиру-адвокату, словно тот украл часть славы Карстера. Маред стало смешно и завидно: так увлечься делом, все участники которого давно упокоились. Вот она – мужская слабость лэрда! Его профессия…

– Вы только представьте, Маред! Это могла быть жена, это могли быть обычные грабители, это, скорее всего, был личный враг или тот, кому Леризен испортил жизнь на процессе. Но нет, все свалили на Турсонов. Ах, как же Карстер вел процесс! И все равно проиграл! Турсонам дали двенадцать лет каторги. Но он подал кассационную жалобу в Королевскую прокурорскую палату – и на этот раз выиграл.

Он вытащил на свет все, учел все улики и раскрутил дело так, что суд просто не смог вынести обвинительный приговор. Не смог, понимаете? За этим процессом следила вся Великобриттия. А заключительная речь Карстера – это же песня! Эталон!

Монтроз вздохнул с явной завистью и восхищением.

– Но убил-то кто? – не выдержала Маред, зараженная азартом, льющимся от королевского стряпчего.

– А убийцу не нашли. Карстер, между прочим, часть речи посвятил тому, что защита должна участвовать в следствии наравне с обвинением, и он абсолютно прав… Но как он вел дело и какую сказал речь. У него был великолепный оппонент, пожилой прокурор Вессенфалер, матерый волчище от судопроизводства. Он позже признался, что готов был аплодировать Карстеру. Это была чистая победа. Красивая и окончательная, как удар милосердия…

– Вам следует чаще брать уголовные дела, ваша светлость, – пряча улыбку, сказала экономка.

– Увы… – с сожалением отозвался Монтроз. – Общество утратило вкус к истинной борьбе за справедливость, и суд уже не тот. Какие были процессы в прошлом веке… Поединки! Дуэли защиты и обвинения. Клянусь, я бы годовой доход конторы отдал, чтобы наверняка узнать, кто убил Леризена.

– А если все-таки братья Турсон? – спросила Маред, с удивлением глянув в незаметно опустевшую под рассказ Монтроза тарелку.

– Да хоть бы и они, – пожал плечами лэрд, вставая из-за стола. – Какая разница? Мне просто любопытно. И потом, у Карстера было много дел. Да у нас была плеяда великолепных юристов! Рекамье, Тюссен, Маккормик… Мастера! Таких уже не будет…

Безнадежно махнув рукой, он горько усмехнулся, возвращаясь к небрежной ленце взгляда и движений, потухая, пряча огонь в глазах. У Маред даже холодок пробежал по спине от такой резкой перемены, хотя в столовой было тепло. И надо же, платье действительно стало словно частью ее тела. Если в начале ужина Маред опасалась капнуть темным ореховым соусом на узкий манжет, то сейчас чувствовала себя так, словно всю жизнь в нем ходила. Разве что корсет был немного туговат, но это она просто увлеклась с едой.

– Тье Эвелин, – склонил голову Монтроз, – моя искренняя благодарность за ужин. А вас – небрежно в ее сторону – я жду наверху.

И снова Маред смотрела ему в спину, задыхаясь от обиды. Все испортил! В последний момент испортил такой вечер! Монтроз, что рассказывал о старом процессе и неприкрыто, по-мальчишески восхищался защитником, исчез, и Маред, едва познакомившись с этим новым Монтрозом, уже потянувшись к нему, осталась с его близнецом: холодным, жестким, закрытым и лишенным слабостей. Не Монтрозом-юристом, а Монтрозом-Корсаром.

– Благодарю за ужин, – сказала она Эвелин, допив шампанское, чтобы промочить пересохшее горло. – Все было великолепно.

– На здоровье, тье Уинни, – с ровной приветливостью откликнулась экономка. – Вас устроит на завтрак омлет по-италийски?

«Я не знаю, захочу ли жить завтра утром», – хотелось сказать Маред, но она, разумеется, промолчала и просто кивнула, выходя из столовой вслед за Монтрозом.

Робкий стук в дверь Алекс услышал примерно через полчаса.

– Входите, – откликнулся он, перебирая в шкафу галстуки и шейные платки.

Вот этот не жалко. И этот. А этот платок великолепного серебряного-голубого атласа оставим на финальный аккорд.

Перекинув через руку пару длинных широких галстуков, он повернулся к Маред. Позволил увидеть шелковые темные ленты и оценил, как девушка напряглась всем телом. До чего ты чуткая, девочка, ловишь все на лету. Идеальная любовница, только вот слишком много страха, причем неправильного. Страх может в корне убить будущее удовольствие. А может стать самой сладкой его частью, если это страх-предвкушение… Ничего, все приходит с практикой.

– Позвольте спросить, почему вы сами оплатили платье, хотя на его покупке настоял я? – ласково поинтересовался Алекс, садясь в кресло у кровати и кидая галстуки на его подлокотник.

Взгляд Маред метнулся за ними, но сразу вернулся к Алексу. Девчонка смотрела в упор, упрямо и почти зло. Новое платье она сменила на прежнее домашнее, но и в нем держалась так, словно до сих пор была затянута в строгий плотный шелк.

– Потому что оно для работы. Ваша контора – респектабельное место, и я должна выглядеть соответствующим образом.

– И это единственная причина? Я, кажется, обещал оплачивать все ваши расходы, касающиеся учебы и карьеры. Приличная одежда относится именно к ним. Вы об этом не подумали?