Меченый Маршал - Александр Трубников

Как выяснилось, Аллах в этот раз был не на стороне Бильбека. К тому времени как его отряд ворвался в город, на улицах не оставалось добычи, кроме никому не нужных стариков и старух, а в кварталах неверных, из каждого дверного проема выглядывал ухмыляющийся соотечественник, показывая, что больше никому поживиться здесь не удастся. Грабить единоверцев было очень опасно. Узнав об этом молодой султан непременно выполнит свое обещание, и обезглавит любого, на кого ему пожалуются правоверные жители Акры, перенесшие бремя власти христиан и многодневную осаду.

Флаг, взметнувшийся над главной башней еще не сдавшейся цитадели, Бильбек заметил первым. Издав радостный крик, он указал на него саблей своим всадникам, и они, плотной группой ринулись в сторону сдавшейся крепости, надеясь, что хоть сейчас успеют к дележу добычи.

И вправду, ворота цитадели были широко распахнуты, и из них неплотной толпой вываливались христиане, среди которых было много девочек, девушек и молодых женщин. Несколько назарейских рыцарей, скачущих вслед за толпой, не смутили с ревом вылетевший из-за угла отряд разгоряченного эмира. В воздухе засвистели волосяные арканы, и тишину огласили женские крики.

Один из рыцарей в белом плаще с красным крестом, даже не обнажив свой меч, что-то возмущенно выкрикивая, подскакал к Бильбеку, который в это время упоенно приторачивал к седлу веревку, связав руки второй золотокудрой гурии, и попытался ему помешать. Не особо отвлекаясь от своего занятия, Бильбек, отмахнувшись в его сторону, снес дамасским клинком голову докучливого назарея, и как ни в чем не бывало, стал оглядываться по сторонам в поисках очередной жертвы.

При виде того, как обезглавленное тело их товарища валится на землю, остальные ринулись обратно в цитадель, и через несколько минут из каменной арки, ведущей от привратной площади в глубину крепости, с ревом вырвался отряд всадников в белых плащах, держащих наготове длинные кавалерийские мечи. Ошалевшие от легкой добычи джигиты Бильбека, не успев до конца осознать происходящее, посыпались на землю как горох, а сам их предводитель, который не успел встретить свою девятнадцатую осень, был перерублен почти пополам тамплиером, половина лица которого была изуродована страшным шрамом.

Визирь, Хоссам Эддин Ладин, которому Эссераф аль-Халил поручил обеспечивать безопасность защитников Акры, был готов вырвать всю свою бороду без остатка. Его воины пропустили отряд Бильбека к христианам, думая, что это делается по приказу султана, а когда опомнились, было поздно.

Тамплиеры, изрубив в капусту нападавших, снова заперлись в своей крепости, обезглавили заложника, а знамя султана изорвали на куски и выбросили наружу. После этого они еще несколько часов удерживали ворота, отражая атаки, а затем отошли в глубину крепости, заперлись в своей дальней, самой мощной башне, которую выстроил еще блистательный Салах ад-Дин, и потребовали аудиенции с султаном.

Визирь отлично понимал, что на такую аудиенцию ему нужно идти сразу же запасшись прочным шелковым шнурком — ведь благодаря этому бестолковому мальчишке Бильбеку, перемирие было нарушено по их вине. Но, будучи человеком, весьма искушенным в дворцовых интригах, он решил использовать свой последний шанс.

Препроводив парламентеров к Светлейшему, он оставил предводителя тамплиеров с двумя сопровождающими его рыцарями у входа в шатер, а сам зашел внутрь, и, почтительно приблизившись к султану, произнес:

— Светлейший! Неверные просят прощения за своих братьев, которые опять нарушили условия мира. Они просят у Вас милости и прощения.

— Милости? — молодой человек был в ярости, — после того как они нарушили клятву, и лишили жизни любимого брата, с которым я рос? Единственная милость, которой они от меня могут теперь дождаться — это легкая смерть. Обезглавить сейчас же.

Ожидавшие у входа без оружия де Севри с двумя госпитальерами, кипевшие от возмущения, и готовые высказать султану все, что они думали по этому поводу, неожиданно по команде вернувшегося визиря были схвачены стоящими у них за спиной телохранителями. Всех троих, заломив руки, поставили на колени, прозвучала короткая команда и почти одновременно, круша шейные позвонки, врезались в плоть кривые, тяжелые мечи. На белый речной песок, которым была усыпана площадка перед шатром, брызнули фонтаны крови.

Через несколько минут, визирь, с явным облегчением демонстрировал своему юному повелителю три коротко стриженые, бородатые головы, строго взиравшие остекленевшими глазами с золотых блюд, которые держали в руках нубийские рабы.

* * *

С нижнего этажа доносился беспрерывный стук и скрежет. Это мусульманские камнетесы, камень за камнем разбирали фундамент башни, в которой укрылись последние защитники Акры.

Гроза на море все не утихала, так что снующие между вернувшейся с Кипра галерой и берегом лодки успевали вывезти всего два-три десятка человек в день. С самого начала мамелюки попробовали разбить дверь, используя в качестве тарана большое оббитое железом бревно. Они достигли некоторого успеха и чуть не проникли внутрь. Но тамплиеры стояли насмерть, и потеряв около сотни человек, воины султана прекратили бесплодные лобовые атаки, позволив оборонявшимся плотно забаррикадировать двери.

Невзирая на приказ султана, который распорядился, чтобы никто из защитников башни не ушел живым, солдаты, которыми командовал визирь, ограничились постепенным разрушением башни, да обстрелом со стен шлюпок, которые увозили уцелевших горожан.

После гибели де Севри Дмитрий оказался старшим из братьев-рыцарей, и принял командование. Смертельно уставший за последние дни, он думал лишь о том, успеют ли все запертые в башне миряне спастись до того, как обрушатся стены.

Слава богу, башня стояла на самом берегу моря, и защищенный контрфорсом выход не простреливался со стен. Брат Ансельм выполнил приказ. Он, не обращая внимания на протесты Лимассольского командора загрузил галеру провиантом и вернулся к стенам павшего города. Разглядев единственную башню, над которой гордо развевался «Босеан» — черно-белое знамя Храма, он приплыл сюда на первой же шлюпке, и рассказал, что оставшиеся в Лимассоле братья, оспаривают друг у друга пост великого магистра и даже пытаются собрать для этого каждый свой капитул.

— Всех их назначал на посты в свое время мессир — выслушав рассказ, усмехнулся Дмитрий — те, что остались на Кипре — не воины, а фермеры и торговцы.

— Магистр Кипра со страхом ждет возвращения этой галеры, брат Дмитрий — ответил ему Ансельм — ведь тот из братьев высокого звания, кто вернется из Акры, непременно возглавит орден. Мессир, для Храма будет большой удачей, если великим магистром будете избраны вы.

— Нет, дорогой мой Ансельм, — отвечал Меченый Маршал, — три десятка лет назад в Константинополе я попросил у ордена убежище, и я его получил. Я поклялся отблагодарить орден, и отдал ему всю свою жизнь. Точнее почти всю — ведь я еще жив. И за это время Господь, милостью своей, не позволил мне увлечься внешней стороной титулов и радостью обычной человеческой любви. Я сделал для ордена столько, сколько мог. Я стал его частью. Но те, кто остался за стенами этой башни — это не орден Храма, и никогда им не станет, потому что Заморья у нас нет. Доставь мирян на Кипр, брат Ансельм, и оставайся таким же честным воином, каким был всегда. Брат де Фо очень стар, и я думаю, что Дому Скриптория вскоре понадобится новый магистр.