Меченый Маршал - Александр Трубников

— Что ж, Ваше величество, господа, братья, благодарю всех вас за доверие, которое вы мне оказали, избрав начальником гарнизона, — открыл совещание великий магистр, — положение наше, как вы видите, не так уж и безнадежно. Стены города крепки, блокада с моря нам не угрожает. Город неприступен, а три недели бомбардировки большого вреда не нанесли. Теперь, с прибытием подкрепления, мы вполне сможем продержаться столько, сколько необходимо для того, чтобы бедуины обчистили всех крестьян на сто лье в окрест, и вернулись в пустыню. Без главных своих сил султан Эссераф будет вынужден возвратиться в Каир не солоно хлебавши. Войско мамелюков конечно велико, но в иоле нам не опасно. Единственную угрозу представляют большие мангонелы, но с ними, я думаю, мы справимся. В результате вылазки, которую возглавил брат Дмитрий — де Боже развернулся всем корпусом, и уважительно кивнул в сторону Меченого Маршала — один из них уничтожен.

— Ну что же, — слабым голосом отозвался Генрих, — продолжайте в том же духе, мессир. Вылазки, перестрелки, и море терпения.

— Вы совершенно правы, Ваше Величество, — поддержал короля сенешаль де Гралли, который с самого момента прибытия монарха ходил за Генрихом словно тень, — после того, как башням ничто не будет угрожать, мы, получая с Кипра все необходимое, сможем подождать, пока султан не будет вынужден снять осаду. Или у кого-то есть иное мнение?

Иное мнение было у де Боже и у Дмитрия, которые неоднократно предлагали вывезти на кораблях из города всю имеющуюся в их распоряжении рыцарскую кавалерию, и навязать султану, приведшему под стены осажденного города в основном пехоту, открытый бой. Отряд в семьсот всадников мог легко рассеять силы неприятеля, если бы смог развернуться в атаку на открытом поле с твердым грунтом. Но после того, как начался сезон весенних гроз и штормов, все, кроме тамплиеров, опасаясь кораблекрушений, наотрез оказались рисковать кораблями и лошадьми.

На этом военный совет и завершился. Генрих в своем заключительном слове вскользь упомянул, что послал к Эссерафу парламентеров, и хочет лично встретиться с молодым султаном, чтобы попробовать с ним договориться о мире. Услышав об этом Дмитрий лишь ухмыльнулся про себя — Эссераф над телом своего отца и в присутствии всех визирей, эмиров, и совета имамов поклялся, что он будет носить траур до тех пор, пока не исполнит последнюю волю Калауна, и не сравняет последний оплот христиан с землей.

По оценкам де Боже, обслуга камнеметов неплохо пристрелялась, и мангонелы со дня на день должны уничтожить одну из надвратных башен, после чего начнется главный штурм. Ночные вылазки успеха не приносили. После первого удачного рейда мамелюки стали дежурить всю ночь напролет, ярко освещая подходы к лагерю, так что диверсионные отряды за три недели осады так и не смогли уничтожить оставшиеся камнеметы.

— Что скажешь, Меченый Маршал? — спросил у Дмитрия де Боже, после того, как они спустились вниз, и поскакали в сторону тампля.

— Мне не нравится все это, мессир, — прямо ответил Дмитрий, — у меня сложилось впечатление, что Лузиньяны поставили крест на Иерусалимском королевстве. Не могли бы вы снестись со своим человеком в ставке султана, чтобы узнать, не затевается ли какая измена?

— Мой старый друг, эмир Салах, после смерти султана Калауна отстранен от Каирского двора, и выведен из состава их государственного совета. И ему вряд ли что-нибудь известно, — задумчиво произнес де Боже, — но Генрих обмолвился, что направляет к Эссерафу парламентеров, якобы для того, чтобы попробовать уладить дело миром. Я постараюсь, чтобы вместе с ними в качестве переводчика был отправлен один из моих писцов, хотя бы тот же Жерар из Монреаля. Может ему удастся что-то вынюхать. Я этого паренька знавал еще по Тиру, он там состоял при генуэзской фактории, и неплохо выучил арабский. В прошлом году я встретил его в толпе беженцев, оборванного и голодного, пожалел, и взял на службу.

— Пожалуй, у меня есть один человек, который сможет узнать обо всем раньше, чем парламентеры вернутся в Акру — задумчиво произнес Дмитрий, и пришпорил коня.

Великий магистр, зная о замкнутом характере Меченого Маршала, не стал уточнять деталей. Через полчаса они находились в большом зале магистерской башни, где вместе с другими военачальниками склонились над планом города, на который за время их отсутствия братья нанесли все изменения, которые произошли на линии обороны и в стане врага за последние три часа.

* * *

С вершины башни тампля, самой близкой к городским стенам, Дмитрий наблюдал за тем, как вражеские солдаты, словно цепочка муравьев, таскают на спинах мешки с песком, и быстро заполняют ими ров напротив пробитого пролома. Их прикрывали укрытые за щитами лучники.

Вскоре ров был завален, и мусульмане, под грохот барабанов и дикие завывания больших медных труб, ринулись в пролом по образовавшейся насыпи. Но, тамплиеры, которые защищали этот участок городских укреплений, успели подогнать к пролому «кошку» — так называлась передвижная защитная башня из дерева, обтянутая в несколько слоев мокрыми шкурами — и смогли под ее прикрытием дать врагу достойный отпор. Наткнувшись на хорошо вооруженных и отлично подготовленных защитников, мамелюки не смогли прорваться за вторую стену, и стали растекаться по барбикену.

Неожиданно там, в пространстве между стенами, появился всадник, в котором Дмитрий без труда узнал Гийома де Боже.

Великий магистр, смертельно уставший от постоянных контратак, в которых он сам принимал участие, пару часов назад вернулся из ставки и прилег отдохнуть, попросив, чтобы его разбудили лишь в случае чего-то особо важного.

Похоже, что случилось и впрямь нечто совершенно неожиданное, потому что он, даже не надев кольчугу, в сопровождении нескольких всадников в белых тамплиерских плащах, скакал вдоль стены, громогласно взывая к укрывшимся на ней защитникам: «Все сюда! Враг захватил ворота Святого Антония! Все, кто может держать меч, немедленно на вылазку!»

Поняв, что мессир не знает о прорыве, и ему грозит смертельная опасность, Дмитрий ринулся вниз по винтовой лестнице. Пробегая вдоль окон-бойниц этаж за этажом, он отметил, что отряд арбалетчиков переместился в сторону прорыва, и число прорвавшихся в барбикен врагов, ощутимо редеет.

Дмитрий вылетел стрелой из ворот командорства, опережая свой отряд на два корпуса, не жалея коня, промчался вдоль стены тампля, через ближайшую башню проскочил в барбикен, и домчал до поворота. «Догнать мессира, и выяснить, что случилось. Господи, только бы не опоздать» — думал он, то и дело давая плетей своему дестриеру.

Но Всевышний не услышал его мольбу. Великий магистр, в окружении своей свиты, лежал на земле, а из его левого бока торчала длинная сарацинская стрела. Над мессиром хлопотал неизвестно как здесь оказавшийся секретарь, тот самый Жерар из Монреаля.

— Что произошло? — резко осадив коня, и, стараясь перекричать шум боя, спросил его Дмитрий.

— Мессир получил донесение о прорыве и, даже не успев надеть доспех, ринулся туда с одним лишь дротиком в руке, — начал сбивчиво объяснять Жерар, — опередив остальных, он первым подскакал к разрушенной башне, и поднял вверх левую руку, чтобы остановить тех, кто следовал за ним. В это время на внешнюю стену забрались вражеские лучники и начали обстрел. Одна из стрел попала в просвет между латами…