Королева Виктория - Виктория Холт

— Пожалуйста, спойте нам, мистер Мендельсон, — попросила я, и он спел свой хор из оратории «Святой Павел», и мы с Альбертом присоединились к нему.

Когда он закончил, я аплодировала и спросила, не написал ли он каких-нибудь новых песен.

— Королева очень любит ваши песни, — сказал Альберт Мендельсону и обратился ко мне: — Почему бы тебе не спеть одну?

Я заколебалась, но меня уговорили. Мы прошли в мою гостиную, где я села за пианино. Вошла мама. Как она изменилась! Я думаю, что ее высокомерие поощрял в ней этот ужасный сэр Джон Конрой. Я благодарила судьбу, убравшую его с нашего пути. Альберт был так доволен, что у нас с мамой улучшились отношения. Я спела «Песню паломника» и «Оставь меня». Мендельсон рассыпался в похвалах моему пению — в какой-то степени искренних, — большинство из них были адресованы королеве, но кое-что и певице.

Внезапно ветер подхватил ноты и раскидал их по полу, я побежала их собирать, и мне кажется, его удивило столь непосредственное поведение королевы.

Это была очень приятная неофициальная встреча, не только потому, что мы встретились со знаменитым композитором, но и потому, что он был из тех людей, с которыми Альберт любил беседовать и которых я до сих пор воздерживалась приглашать во дворец, хотя с музыкантами я чувствовала себя свободнее, чем с писателями, потому что я кое-что понимала в музыке и уверенно принимала участие в разговорах.

Вскоре после моего двадцать третьего дня рождения произошел очень неприятный случай. Когда мы выехали на прогулку, Альберт заметил недалеко от экипажа какого-то подозрительного человека. Когда он был в двух или трех шагах, он достал пистолет и прицелился. Раздался чей-то крик. Я увидела, как человек бросился бежать, и прежде чем его успели схватить, он скрылся в толпе.

Вернувшись во дворец, мы застали всех в смятении. Нам едва удалось избежать опасности. Злодей скрылся. Существовала возможность, что он совершит новую попытку.

Лецен была вне себя. Она все время твердила, что я не должна больше выезжать, что это слишком опасно.

— Я не намерена скрываться, — возразила я. Оставшись одни, мы обсудили это с Альбертом.

— Мы должны выезжать, — сказала я. — Но… под охраной. И если он сделает еще одну попытку, то охрана сможет его схватить.

Не говоря ни слова ни маме, ни Лецен, мы выехали с двумя адъютантами. Человек с пистолетом действительно появился снова, и его задержали, правда, он все же успел выстрелить. Я была рада, что его поймали.

Меня всегда угнетало осознание того, что есть люди, желающие убить меня; но я всегда была спокойна в минуту опасности, что удивляло многих, да и меня саму. Рассказывали, что подобным образом вел себя мой дед в момент покушения на него — сохранял выражение полнейшего спокойствия. Сэр Роберт Пиль сейчас же явился во дворец. Он был очень расстроен.

— Его зовут Джон Фрэнсис, ваше величество. Ему двадцать с небольшим и он столяр.

— Он сумасшедший? — спросила я.

— Он не выглядит таковым, мэм.

— Сэр Роберт, я не могу вынести мысли, что его за это казнят.

— Его целью было убить ваше величество. — И все же… я этого не хочу. Я всегда считаю, что эти люди безумны и их нельзя судить. Это своего рода болезнь.

— Ваше величество слишком великодушны.

— Я желаю, чтобы ему сохранили жизнь. Я не хочу, чтобы кто-то умер из-за меня.

— Этот станет примером для других, — сказал Альберт. — Иначе люди станут пытаться совершить подобное просто для того, чтобы получить известность.

— Вопрос о судьбе этого человека предстоит решать правительству, — сказал сэр Роберт. — Это не королевская прерогатива, но я сообщу парламенту желание вашего величества.

Он так и сделал; и, поскольку я высказала свое желание очень твердо, вместо повешения Джон Фрэнсис был осужден на пожизненную ссылку. Похоже было на то, что Альберт прав.

Он сказал, что я проявила сентиментальность по отношению к Джону Фрэнсису и подобная снисходительность может поощрить других на такие поступки. Я была не согласна и радовалась, что смерть Джона Фрэнсиса не отяготит мою совесть. Альберт возражал, но очень мягко, и наш разговор закончился мирно.

Позже он говорил, что, если бы Джон Фрэнсис получил по заслугам, мы бы никогда не услышали о Джоне Уильяме Бине. Однажды, когда мы с Альбертом ехали в часовню Сент-Джеймского дворца, мальчик, несчастный урод, не более четырех футов ростом, горбатый, выскочил из толпы навстречу нашему экипажу. В руке у него был пистолет, который он направил на нас. Двое других подростков бросились на него; один швырнул горбуна на землю, а другой отнял у него пистолет.

— Озорные дети забавляются, — сказал Альберт, когда мы проехали. — Ты видишь, любовь моя, как неразумно не наказывать виновных. Люди думают, что им все может сойти с рук.

Я сказала, что Джон Фрэнсис понес наказание, его сослали в Австралию на всю жизнь. Это было наказание — может быть, такое же жестокое, как смерть. Я была рада, что его кровь не запятнала мне руки. Альберт покачал головой, как будто он считал мое рассуждение нелогичным.

Когда мы вернулись во дворец, мы узнали, что полиция, сочтя происшедшее игрой, сделала мальчику выговор, в то же время похвалив двух других — братьев по фамилии Дэссет — за их проворное вмешательство.

Но дело оказалось не столь простым. Один из братьев Дэссет оставил у себя пистолет, и при рассмотрении его оказалось, что в нем, кроме бумаги и табака, был еще и порох. Если бы из него выстрелили, это было бы крайне опасно. Братья отнесли пистолет в полицию.

Дело приняло другой оборот. Полиция, устыдившись того, что возможному преступнику дали скрыться, принялась за розыски горбуна, и из-за его внешности его оказалось нетрудно обнаружить. Его нашли. Это был не ребенок, он работал в аптеке. Вскоре его арестовали. Он придерживался тех же убеждений, что и Джон Фрэнсис.

— Это будущие революционеры, — сказал Альберт. — Такого рода людей было много во Франции в конце прошлого века.

Но этот инцидент привнес в мою жизнь и нечто положительное. Сэр Роберт Пиль, бывший в то время в Оксфорде, в какой-то невероятно кратчайший срок прибыл во дворец.

Когда я услышала о его прибытии, я сразу поняла, что это было связано с делом Бина, и пригласила его к себе немедленно.

Я никогда не забуду выражения лица, с каким он вошел. Он был явно крайне озабочен.

— Я приехал, как только услышал, ваше величество, — сказал он дрожащим голосом.

— Очень любезно с вашей стороны, сэр Роберт, — отвечала я. — Но мы, как видите, живы-здоровы. Он смотрел на меня, и я увидела, как его глаза наполнились слезами.

— Прошу простить меня, ваше величество, — пробормотал он и вышел нетвердыми шагами.

Я была глубоко тронута. Этот славный человек так беспокоился о моей безопасности, что он, которого я всегда считала таким холодным — хотя и он, и Альберт убедили меня, что он талантливый государственный деятель, — был тронут до слез моим спасением.