Размах крыльев ангела - Лидия Ульянова

Какое там успокойся! Мария от счастья была уже совсем готова оросить ненаглядного слезами, боялась разжать руки и отпустить. Ей казалось, что она отпустит, а он исчезнет, а вместе с ним исчезнет ощущение праздника, счастья и того, что все теперь будет хорошо.

– Сумасшедшая, – решительно высвобождаясь из объятий, смеясь, констатировал Вадим, – чего ты в меня вцепилась? Приехал я, приехал, совсем приехал, понимаешь?..

Они уже ехали домой, а Маша все не могла угомониться:

– …а я совсем пала духом, мне даже иногда начинало казаться, что я тебя больше не увижу… Ну что ты мне сигналишь? Вадик, чего он хочет? Так вот, мне казалось…

– Маша, смотри за дорогой. Тебя из ряда в ряд кидает, ты даже поворотники не включаешь. Вот зачем ты сейчас его подрезала? Мы так с тобой далеко не уедем.

– Ладно-ладно, – моментально согласилась Маша, сбрасывая скорость и прочно закрепляясь в ряду, – только тогда ты мне рассказывай, как жил без меня все это время…

Вадим что-то там рассказывал, как сдавал дела, как собирал вещи и даже как скучал.

– А знаешь, ко мне скоро Степаныч приедет, – радостно сообщила Маша, – я обязательно вас познакомлю, вы друг другу понравитесь.

– Это кто? Тот художник из Лошков, про которого ты рассказывала? Это интересно… В гости едет?

– Да нет, какое там в гости! У него такое несчастье, он слепнуть начал, ему срочно операция нужна, а их, эти операции, делают только в Москве, Питере, Иркутске и Томске.

– Так поехал бы в Иркутск или Томск, ближе ведь гораздо…

– Ну что ты такое говоришь, Вадик! – возмутилась Маша. – Он для меня столько всего сделал, это я настояла, чтобы он у нас лечился. Мне Клава, жена его, по факсу прислала его медицинскую карту, и я здесь специально договаривалась, чтобы его взяли в больницу. Ты представляешь, приезжаю я в эту больницу, а там со мной даже разговаривать никто не хочет! Нам, говорят, не нужны чужие бумажки, мы человека должны видеть. Вот посмотрим, а потом на очередь поставим. А очередь у них на год вперед, я узнавала. Вышла я оттуда несолоно хлебавши, расстроилась и к Лизе нашей решила зайти, они как раз там рядом с больницей живут. Ну к Лизе, я тебе рассказывала, наша художница, которая без ног… Так вот, пришла я, поведала им, как меня в больнице никто даже слушать не стал, а у Лизиной мамы, ну я тебе рассказывала, которая за могилой бабушки все время смотрела, оказывается, свояк как раз профессор по глазам, он сам эти операции делает. Она тут же позвонила, профессор со мной встретился, и теперь Степаныч приедет на операцию. Здорово, да? Я обязательно, обязательно вас познакомлю!

– Очень интересно. Ладно, ты мне лучше расскажи о других своих делах. Оставили тебя в покое или все еще хотят чего-то?

И Маша как-то сразу успокоилась, как-то размягчилась, словно пластилин под горячими пальцами. Еще бы, вот он и приехал, ее защитник, ее надежда и опора. Теперь ей ничего-ничего не страшно, никто не угрожает, ведь он теперь быстренько все решит, всех победит.

Побеждать в этот день оказалось некого, и майор Кузнецов всего себя сосредоточил на победе над Марией Константиновной, в чем и преуспел многократно.

– Вадик, ты что! Мы же опаздываем!

– Ничего… ничего, – сопел Вадик, приперев Марию к шкафу и старательно разыскивая губами что-то в районе ключицы. Там ничего интересного не нашлось, и губы уверенно заскользили ниже. – Ничего… начальство может и опоздать…

– С ума сошел! – Маша повернулась поудобнее, так, чтобы губам было сподручней. – У меня же утюг в руке… Ой!.. Ну, Вадик, перестань, я могу опоздать, а тебе на новое место надо вовремя являться. А то скажут, что майор Кузнецов воинскую дисциплину не соблюдает.

Вадим с трудом прервал свои изыскания, отдышался.

– Вадь, а почему ты в форме не ходишь? У вас что, это необязательно? – Маша вернулась к гладильной доске, игриво поинтересовалась:—Где твоя форма? Тебе форма должна быть к лицу, ты в ней, наверно, мужественный такой. А по вечерам, хочешь, я ее буду надевать, и мы с тобой будем в войну играть? Я тебя буду брать в плен.

– Да лето сейчас, пока можно и без формы. Да и форму я в Талом оставил, не хотел старую с собой тащить. А новую мне еще не выдали. Так, ты говоришь, в войну? В плен, говоришь?..

Лучше бы Мария ничего не говорила про войну и плен, потому что губы снова заскользили, на этот раз вниз по позвоночнику…

И вот теперь Мария Константиновна металась по кабинету, не находя себе места. Такая ерунда приключилась, что и не расскажешь никому. Что же делать-то?

С минуты на минуту должны были приехать в магазин из модного глянцевого журнала, а у нее проблема. Эти, из журнала которые, сами ее разыскали, предложили статью написать про магазин, с фотографиями, совершенно бесплатно. Такая удача для бизнеса, такая отличная реклама, три дня Маша готовилась к этой встрече, и в последний момент хоть ноги в руки хватай и беги!

– Мария Константиновна! Да не волнуйтесь вы так, подумаешь, журналисты! Они же просто люди, кушать девушек молодых не собираются. Расспросят по-быстренькому, фоток понащелкают и побегут своей дорогой, – увещевал, пытаясь утешить, Ванька. В последние дни отношения их снова улучшились, будто и не пробегала между ними кошка. – А если мы им кофе с печенюшками дадим, то еще и спасибо скажут. Я ведь видел, что вы печенюшки-то припасли, и сервиз из дома притараканили праздничный. Вы, я знаю, думаете, что Ванька-то дурак, а Ванька все замечает… Да что с вами, в самом деле?

И Маша решила признаться. С дрожью в голосе выговорила:

– Вань, мне срочно домой нужно.

– Здрасте, приехали! Конечно, собирайтесь прямо сейчас и домой. Они приедут, а мы им: «Извиняй, дядьку, взрослых нихто дома нет». Что за спешка-то такая? Пожар, что ли?

От этого последнего слова на Машины глаза навернулись слезы, приготовились просыпаться солеными горошинами.

– Я дома утюг не выключила.

– Не понял?!

– Да что тут непонятного! Я утром шарф гладила, а утюг не выключила.

На шее у Маши красовался собственной работы шелковый шарфик, один из самых любимых, неземной красоты.

– Да ладно вам! Это всегда так кажется, что утюг не выключен, а на самом деле он на автоматизме выключается, вы даже этого и не запомнили. По себе знаю. И любой вам это скажет, хотите, мы сейчас спросим?

Не рассказывать же ему, что ей утром было не до утюга вовсе.

– Еще чего! Не вздумай! Девчонки и так на взводе. А мне… мне домой надо. Я точно помню, не выключила. Вань, может, я еще успею?

– Что вы успеете? Они уже сейчас здесь будут. Вы слезы успейте вытереть.

Из торгового зала донеслась суета, быстрый топот двух пар каблучков, сдавленные возгласы. Приехали, видать.

– Вань, я не могу…