Железный ветер - Игорь Николаев

Их было двести пятьдесят. Теперь осталось двадцать три…

И в третий раз они сидели вокруг все тех же ящиков, еще более уставшие. Таланов рассказал, что удалось добыть в обшаривании округи. Басалаев рассказал, что Цахес, как и обещал, ювелирно обвалил свод тупичка в подвале, завалив проход и люк. Терентьев отчитался о моральном состоянии гарнизона. В стихийно сложившемся триумвирате обязанности распределились естественным путем. Таланов решал практические военные вопросы, Басалаев вел учет припасов, насколько это не мешало следить за Терентьевым. Писатель отвечал, как он выразился, за «политическую работу и поддержание боевого духа», регулярно подкидывая ценные практические советы по организации обороны. Все прежние обитатели Рюгена собрались в центральном подвале, а с разных концов приюта доносился приглушенный шум — грохот разбиваемой мебели, шорох перетаскиваемых тяжестей, стук металла. Маленький гарнизон готовился к обороне. Французский проводник Ян Ален ушел в ночь на разведку, надеясь найти какой-нибудь окольный путь, и исчез без следа, как в воду канул.

— Хотя бы человек пятьдесят… — почти пожаловался капитан, даже его выдержка дала трещину. — Сколько мы продержимся? — неожиданно спросил он у Терентьева.

Прежде чем ответить, Иван посмотрел на часы, странные, прямоугольные, на потертом кожаном ремешке. Его совершенно не смутило, что офицер обращается с этим вопросом к нему, человеку вроде бы штатскому.

— Шесть утра… — промолвил он в задумчивости. — Скоро и узнаем… — Он ненадолго задумался, тихонько выстукивая пальцами какой-то марш в такт размышлениям. — Пока на нас просто положили, общему движению мы не мешаем, от нас вреда никакого. Но… Это ненадолго. Как учит военная теория, при ограниченных силах штурм лучше блокирования — быстрее и требует меньше военной силы. А против правильно организованного штурма… мы не выстоим. Батальон хорошо обученной пехоты, немного бронетехники или тяжелой артиллерии. И все.

— Я попытался связаться со своими и Шварцманом, но безуспешно, — дополнил Басалаев. — Похоже, «семерки» смогут таки взять Барнум с лету… Если даже мое сообщение дойдет по назначению быстро, вряд ли они пробьются.

— Итого, уходить нам некуда, штурм не отобьем, помощь не придет. Ничего не забыл? — осведомился Таланов.

— Вроде ничего, — в тон ему отозвался контрразведчик. — Значит, придется ждать чуда. Эх, надо было все-таки пробовать уйти сразу…

— В таком раздрае… — не согласился Терентьев. — Никак нельзя. Здесь слишком четкая и геометрическая планировка застройки, куда ни сверни, все равно будешь на виду. Это от отдельных отрядов можно было укрыться, а сейчас через нас прошел общий вал наступления. Так что теперь лучше ждать чуда.

— Что ж, и чудеса случаются, будем надеяться, что нас все-таки кто-то спасет, — согласился капитан. — И давайте-ка поговорим о чуде.

Виктор отодвинулся на своем ящике подальше от стола, вынимая из кобуры пистолет.

— Я намерен получить объяснения, — сообщил он Терентьеву, взводя курок. — Кто ты?

Басалаев подобрался, шевельнул правой, подбираясь пальцами к своему оружию.

— Стрелять будешь? — спросил он.

— Не в тебя, — «успокоил» его Виктор. — В него. — Ствол пистолета устремился точно в живот Терентьеву, но тот вообще никак на это не отреагировал.

— А зачем? — продолжил майор.

— И не пытайся, — предупредил его военный. — Я успею раньше. А зачем… Мы пошли в город, чтобы найти и вытащить этого… ученого, который что-то там знает. Я потерял людей, хороших людей, многих из них я знал давно. Скорее всего, мы не переживем этого дня. А если и переживем, то не очень надолго. Я хочу знать, что все это значит и ради чего мы готовы умереть. Вот ты, майор, мне и расскажешь, а то я просто застрелю его, и все твое задание пойдет коту под хвост.

— Трибунал, — напомнил Басалаев.

— Да. — Таланов хотел саркастически усмехнуться, но утомленные мышцы лица сложились в злобную гримасу. Офицер сделал жест свободной рукой, словно обхватывая все окружающее, но взгляд его и пистолет не дрогнули ни на миллиметр. — Трибунал — это то, что меня сейчас испугает.

— Скажи ему, — неожиданно произнес Терентьев. — Он действительно должен и может знать, ради чего рисковал…

И в этот момент Басалаев не выдержал. Даже его выдержка и воля дали сбой, пусть ненадолго. Обхватив голову руками, он раскачивался, как китайский болванчик, что-то глухо рыча себе под нос. Таланов на всякий случай отодвинулся еще дальше, направив пистолет между двумя «собеседниками».

Наконец Басалаев, красный как рак, выпрямился.

— Ну почему такая вот непруха? — горестно вопросил он в пространство. — Этот мир погубят идеалисты… Мерзкие, отвратительные идеалисты, которые поступают не так, как правильно, а самым глупым образом. Все через задницу, наперекосяк и правой пяткой через левое плечо… И лишь потому, что один глупый пришелец решил спасать не мир, а каких-то убогих детей…

— Я жду, — напомнил Таланов.

— Сделаем так… — Басалаев явно колебался. — Да… Сделаем так. Если переживем этот день, если мне не удастся связаться с кем-нибудь, кто нас выручит, я расскажу тебе, что произошло. Но не раньше.

Виктор со скорбным видом качнул пистолетом, как бы напоминая о его наличии.

— Да не будешь ты стрелять, — с бесконечной усталостью произнес Борис Басалаев. — Он тебе нужен, и любопытство тебя гложет. Да и не такой ты, чтобы просто взять и убить человека ни за что. Вот сектантов-садистов гранатой рвануть — это да. Я расскажу тебе, но только если нас никто не выручит.

Теперь задумался Таланов.

— Слово офицера? — спросил он наконец.

— Слово офицера, — эхом повторил контрразведчик.

Виктор тяжело вздохнул. Еще пару мгновений помедлил и спрятал пистолет. Поднялся с ящика с видимым усилием, словно его не держали ноги.

— Пойду, проверю дозоры, — сказал он уже у двери. — Здесь есть какие-нибудь амфетамины или еще что-то?

— Надо спросить у отца Сильвестра, — ответил Терентьев. — Местный аптекарь сбежал, но священник должен знать. Я вниз, почитаю детям сказку, и надо кое-что обсудить с Губертом.

— Славно, хоть под пулю не полезешь, — одобрил Басалаев. — Я к Поволоцкому, надо собрать все, что ему пригодится.

* * *

Француз вернулся уже к рассвету, насквозь мокрый и с ножевой раной. Оправдывая легенды о чертах национального характера, он начал было многословно и пылко расписывать свои приключения, но, всмотревшись в небритые, осунувшиеся лица десантников, сник и очень коротко рассказал, что рюгенцы поступили правильно, не став прорываться обратно. Барнумбург кишел отдельными группами и целыми отрядами противника, и «семерок», и англичан. Линия противостояния пролегла по проспекту Айзенштайна, и, насколько мог судить Ян Ален, никому не удалось пересечь ее, спасаясь от нашествия. Француза подлечили и отправили отдыхать.