Утро новой эры - Алексей Доронин

Саша слышал, что по реальным полномочиям и числу подчиненных Колесников соответствовал майору, так же как сам майор Демьянов давно был генералом, а заодно и губернатором.

Его новый начальник, здоровенный бугай, демократично пожал ему руку. Пожал не сильно, но Данилов подумал, что если бы тот захотел, то мог бы раздавить ему кисть в кисель.

– Здоровеньки булы, – приветствовал Сашу на украинский манер командир поисковой службы. – Ты Данилов, значит? Мне Володя про тебя говорил. Совсем голова не варит… Ну-ка, напомни, как звать тебя?

– Саша.

– Э, так не пойдет. У нас уже четыре Сани есть. А вообще в моем отряде по именам мало кого кличут. Традиция, епть.

– А у остальных позывные?

– Ну да, погоняла, как у конкретных пацанов. И тебе придумаем.

Видя, как Данилов напрягся, здоровяк расхохотался.

– Ты это… Это не прописка. Мы просто знакомимся. Никому ты ничо доказывать не должен. Время покажет, как тебя величать, – добавил командир. – А пока будешь Данила. Ладно, хватит базарить. Давай, Санек номер пять, в кунг «покемона». Не тормози!

Александр на мгновение замер. Какой блин кунг? Какого еще «покемона»? Интуиция подсказала ему, что имеется в виду большая машина вроде КАМАЗа в середине колонны. При приближении Александр понял, что грузовик когда-то был «Уралом», но теперь обзавелся горбом, в котором даже его взгляд узнал пулеметную турель. А то, что он вначале принял за тент, была на самом деле выкрашенная в болотный цвет броня, защищающая кузов и кабину.

Позывной Саше не понравился, потому что рифмовался с эпитетом «с Нижнего Тагила» и обидным продолжением, но все же это лучше, чем «Ботан».

Первое задание было будто специально придумано, чтобы лишить новую работу в его глазах романтического ореола. В этот день он почувствовал себя грузчиком, тягловой лошадью, а никак не Рэдриком Шухартом[14]. Под палящим солнцем они сначала демонтировали, а потом грузили деревообрабатывающие станки. Но Саша давно вышел из возраста, когда риск манит.

А на следующее задание его не взяли, и Александр уже подумал, что на нем поставили жирный крест.

Антон Караваев устроился поудобнее в жестком кресле. Это было задание особой важности, так им сказали. Настолько особой, что взяли на него одних «стариков».

Они ехали в самое пекло. Советский район, а за ним и Первомайский, остались позади. Уже пять минут они ехали по территории Октябрьского, по улице Большевистской – хотя бы условно. С одной стороны, не всегда можно было разобрать, где начинается дорожное покрытие, с другой – машина в нем не нуждалась. Под гусеницами хлюпала грязь, поскрипывали обломки. Давление на грунт у машины было небольшим, и бетон и кирпич не повреждались, несмотря на ее массу. Но не человеческие тела. Хорошо, что, кроме как в кабине, окон не было.

Водитель, имевший опыт управления такими машинами, уверенно вел аппарат в двух километрах от места, где произошел наземный взрыв. Там, где до сих пор стояли воды Обского моря, ставшего гигантским болотом.

Иногда они в течение долгих минут плыли, не чувствуя под собой почвы. Один раз почти полчаса двигались по зыбкому грунту, колышущемуся как кисель. Это, наверное, была бывшая парковая зона, где не могло быть асфальта и обломков зданий, придававших почве определенную твердость. Можно было подождать до конца октября, когда схватятся дороги, но вездеходам-амфибиям было все равно, так же, как и сопровождавшей их БМП, а задача отлагательств не терпела.

Боевая машина пехоты сопровождала вездеходы по худо-бедно населенным пригородам, не оставила их и в самом городе.

Поисковики знали, что на окраинах Новосибирска долго цеплялись за жизнь несколько десятков тысяч семей, которые не ушли, даже когда город покинула последняя волна беженцев. Всего волн было три. Во время первой люди спасались от радиации и огня сразу после удара. Второй поток беженцев начал истекать к двадцатому дню, когда стало по-настоящему холодно и голодно. Главными направлениями эвакуации были юг и юго-запад – Бердское шоссе и трасса К-17р соответственно. После этого город обезлюдел процентов на девяноста пять. Третья волна началась, когда растаял снег, и пришли наводнения, болезни… и вернулась радиация.

Беженцы первой волны еще пыталась пользоваться транспортом, вторая и третья волны были почти исключительно пешими. Назад не вернулся никто, потому что возвращаться было некуда.

Антон видел пару раз тени, крадущиеся вдоль стен. Он гадал, кому было хуже – им или тем, кто ушел в лагеря беженцев.

Местные были неопасными и относительно мирными, если их не трогать. Еду эти бедняги добывали, роясь в развалинах, да шерстя по покинутым квартирам и магазинам центральной части города. Но селиться предпочитали на порядочном удалении от центра по той прозаической причине, что там человек мог в любую минуту быть погребенным обвалившейся кровлей или оказаться замурованным в подвале обвалившимися лестничными маршами.

Правда теперь, год спустя, исчезли и они, поэтому встреч с людьми поисковики не ждали. Но на всякий случай подготовились.

Как только въехали на территорию Новосибирска, ощущение, что кто-то, затаившийся за пустыми окнами, провожает их взглядом, начало покалывать его. Но, оказывается, и к этому чувству можно привыкнуть, как к жужжанию мухи.

До войны Антон знал этот город вдоль и поперек, после нее прошел его дважды насквозь, минуя только эпицентр. В первый раз это было сразу после того, как центр разнесла крылатая ракета. Теперь он вернулся уже не как свободный бродяга-мародер, двигало им не сорочье желание притащить в нору что-нибудь блестящее. Теперь у него и его коллег была важная миссия.

Он посмотрел через лобовое стекло, которое одно нельзя было закрыть свинцовой заслонкой – в свете фар мимо проплывал безликий ландшафт. Когда-то этот был деловой район. Теперь и у них появилось здесь дело, не терпящее отлагательств. Огромные бизнес-центры и жилые дома по улицам Сакко и Ванцетти и Шевченко – до тридцати этажей и выше – было трудно распознать в уродливых утесах, поднимавшихся из грязевого моря. Угол они решили не срезать – слишком угрожающе выглядели эти холмы, под которыми были похоронены десятки тысяч людей.

Заблудиться среди них очень легко, и не исключено, что после летних дождей они пребывают в состоянии неустойчивого равновесия. Тяжелые машины могут вызвать сход с них настоящих лавин. Наверное, именно поэтому водитель решил двигаться вдоль берега.

Вглядываясь в покрытое разводами стекло, Антон не увидел ни Коммунального, ни метромоста. Похоже, гикнулись.

Вскоре экспедиция достигла места, где улица переходила в Красный проспект – его он узнал только по ширине и еще потому, что здесь уходила на юг громада железнодорожного моста. Цел ли тот, отсюда было не разглядеть. Даль терялась в тумане.