Утро новой эры - Алексей Доронин

В этот момент до них долетел колокольный звон.

– «Иисус любит тебя», – усмехнулся Аракин. – Не понимаю, как можно быть христианином после Апокалипсиса. Оксюморон какой-то.

– А по-моему, замечательно, – возразил Саша. – Минимум соблазнов, максимум страданий. А вдруг он нас испытывает?

– Ты че, на полном серьезе веришь в бога?

– А как же, – ответил Саша. – В мире все сбалансировано. Если есть тень – должен быть и свет.

– Манихейство, – пробормотал Аракин.

Они поставили носилки и начали их разгружать.

– Что-то в этом духе, – согласился Саша.

– А по-моему, в мире нет никакого баланса, – задумчиво произнес бывший сейлс-менеджер. – Только хаос и пустота. Нам просто повезло, но это временно.

Разговор Саше уже порядком надоел. Что этот человек мог продавать клиентам, интересно? Гробы и венки?

– А я вот думаю: тот факт, что мы выжили, тянет на что-то большее, чем случайность, – упрямо гнул он свою линию.

Они снова подхватили носилки.

– Значит, ты фаталист? Нет, это все фигня, – не согласился Аракин. – Ничего не предопределено, кроме нашей смерти. Приведу простой пример. Я могу сейчас поцеловать вот эту девушку, а могу толкнуть. Это и есть свобода выбора. Ты же согласен, что каждый из этих вариантов повлечет за собой разные последствия?

Девушке в косынке медслужбы, похоже, не понравился такой пример, и она поспешила перейти на другую сторону улицы, подальше от этого неадекватного рабочего.

– Это иллюзия, – возразил Данилов. – Тебе будет казаться, что выбирал ты, а на самом деле твой поступок определяется тем, что было с тобой раньше. Это как киносценарий.

– Ладно, как говорил Шопенгауэр, если бы проблема свободы воли имела решение, философии незачем бы было существовать.

На этом они разговор прекратили.

Еще с первых дней Данилов отметил, что народ в целом работает охотно. Волынить, опершись на лопату, и устраивать перекуры по двадцать минут никто бы им не дал, но и открытого желания так сачковать он не замечал почти ни у кого. Работали не за страх, а за совесть – показного энтузиазма и фанатизма тоже не было, работали так, как любой нормальный человек работает, делая что-нибудь для себя – для своей квартиры, дома, садового участка. Наверное так, подумал Данилов, создавали советскую индустриализацию – с огоньком, с душевным подъемом, которые лишь иногда дополнял наган товарища Ежова.

Он слышал, что еще зимой, когда город был только заселен, в рекордные сроки подняли из руин и привели в порядок коммунальное хозяйство. К февралю уже никто с буржуйками не сидел, работало центральное отопление, а там. где проводить его сочли нерентабельным – стояли автономные котлы. Трубы пустили поверху, обмотав потолще стекловатой – неэстетично, но легче обслуживать, да и не будет аварий, если грунты поплывут. Чтобы не подмывало дома и дороги, устраивали насыпи. Плюс утепляли одноэтажные дома посредством теплоизолирующей подкладки над фундаментом. Чтобы побыстрее расчистить улицы от снега, его раскидывали и вывозили машинами, посыпали золой, чтоб быстрее таяло. Потом боролись с паводком, рыли канавы и отводили воду.

Затем за неделю построили стену. Потом, по сути, в условиях вечной мерзлоты, провели посевную. В этом Саша уже успел принять участие.

Кое-кто не верил, что при сократившемся периоде вегетации вырастет хоть что-то – но ведь собрали! За неполные четыре месяца – картошка! Правда, сильные дожди заставили торопиться. Где урожай был сам-третей, где сам-четверт – если бы не вылезший непонятно откуда фитофтороз, было бы больше. А вот колорадский жук зиму не пережил.

Более теплолюбивые культуры росли в парниках, которые отапливалась и получали дополнительную подсветку от ультрафиолетовых ламп. Кое-где урожай снимут только в конце сентября – начале октября.

Даже теперь работы было непочатый край. То и дело срывало ветром провода – электрики без дела не сидели. Но и менее квалифицированный труд был востребован. Бригада валила поврежденные бурями деревья, распиливала поваленные сосны и ели.

Нет, так не работали в протестантской и католической Европе – разве что в Японии и Китае. Вот и верь после этого сволочам, которые говорили, что России мешают русские, и надо поскорее уморить их и заменить на более «приспособленный» народ. Просто для русских нужна другая мотивация – надличностная.

Могут ведь, когда захотят. Жаль, что поздно спохватились. Глядишь, если бы работали так всегда и во всем, никто 23-го августа на такую ненормальную страну напасть бы не рискнул.

Более мелкий мусор таскали мешками в одиночку. Данилов уже заполнил свой наполовину, когда увидел джип «Лэндровер», в котором зам градоначальника обычно объезжал объекты.

«Сегодня праздник у ребят,

Ликует пионерия.

Сегодня посетил отряд

Лаврентий Палыч Берия» —

напел Саша себе под нос.

Но Богданов к нему не подошел, и донести до Саши державную волю выпало бригадиру, бывшему сурвайверу Дэну.

– Санек, товарищ-князь Владимир Красно Солнышко просил передать, что твое прошение удовлетворено. Переводят тебя завтра.

– Было приятно работать с вами, – в голосе Александра не было иронии.

– Ну, день еще не закончился, – сказал бригадир. – Бросай мешок, бери вон ту дуру и тащи к машине. Люминий не чугуний, мля.

Данилов потащил цветной лом, слыша, как бригадир вернулся к прерванному диалогу.

– Скинхеды это миф. Их уже десять лет как нет, – сказал он в ответ на какую-то фразу собеседника, который раньше был активистом одной правой партии. – А единственный фашизм, который был в России – либеральный. Русских людей хотели превратить в политкорректную мразь и растворить в чужом генофонде… Нет, я не нацист. Но те хотя бы видели проблему. Это лучше, чем добровольно делать из себя шашлык.

Данилов уже заметил, что в стройотряд попало много людей нестандартных, из бывшего «офисного планктона». Поэтому на перекурах обсуждали и исчерпание нефти, и новую Хронологию Фоменко, а уж политику так почти каждый день. Людям было плохо без «всемирной паутины», когда круг общения сузился на тех, до кого можно дойти пешком.

Он вернулся за второй партией лома, а спор все продолжался.

– А что мне Гитлер? – кипятился Дэн. – Марионетка в руках мирового сионизма. Стравил два народа, а в выигрыше оказались только его заокеанские хозяева.

Данилов подумал, что ему будет не хватать таких разговоров. Там, куда он собирался переводиться, и времени может быть мало, и контингент будет не тот.

* * *

Человек-легенда, старший лейтенант Колесников, принял его не в кабинете, а на плацу перед комендатурой. С тех пор, как армия перестала существовать, продвижения в званиях больше быть не могло. Данилов подумал, что Сергей Борисович в праве присвоить себе хоть генералиссимуса, но почему-то не делает этого. Наверно, не любит шутовство.