Лучшие истории любви XX века - Елена Прокофьева

Константин Сергеевич Станиславский действительно слишком много требовал от своих актеров. По его мнению, актер прежде всего должен был обладать «интеллигентным сердцем», то есть быть существом особенным, тонко чувствующим даже то, что вовсе не поддается определению словами… А «вживание» в роль иной раз доводилось до абсурда. Так, когда ставили «Маленькие трагедии» A.C. Пушкина, Михаил Чехов играл Моцарта, и ему – грубоватому, угрюмому, агрессивному – не хватало некой рафинированности, легкости и изящества, без которых немыслим кавалер эпохи рококо. И тогда Константин Сергеевич потребовал, чтобы Миша каждый день в течение недели обедал у него дома. И во время этих обедов соблюдались застольные обычаи XVIII века, и таким образом Миша Чехов «вживался» в образ Моцарта. Необходимость вести себя галантно в течение нескольких часов – а главное, принуждение к галантному поведению – были просто невыносимы для Миши, всякое принуждение ненавидевшего. Чехов страдал, устраивал истерики… Дома, разумеется. А в гостях у Станиславского и в студии старался изо всех сил и через некоторое время действительно превратился в «грациозного, элегантного, благовоспитанного кавалера», чем несказанно удивил Олечку. Пожалуй, она могла бы снова влюбиться в него сейчас… Если бы виделась с ним только в студии. Ведь несмотря на тяготы, атмосфера студии Станиславского была легкая, веселая, дружелюбная, весьма располагающая к любви и флирту, – прямая противоположность тому, что ждало Олечку дома. Зависть и интриги, так свойственные закулисному миру, Станиславский безжалостно изживал. К тому же все студийцы были еще очень молоды. В студии бытовало множество «своих», оригинальных анекдотов, в частности – такой фривольный (его приводит в своей книге собиратель исторических анекдотов и мифов поэт Юрий Борев): «Королева Англии заскучала. Врачи велели подданным исполнять любое ее желание. Ее спросили, чего она хочет. Она ответила: «Хочу спать с Цезарем». Парламент долго думал, как выполнить желание царствующей особы. Наконец сообразили: великого актера Кина загримировали под Цезаря, и он провел ночь с королевой. Та осталась довольна. Через некоторое время королева захотела Нельсона – и опять выручил Кин. Королева осталась довольна. Потом королева сказала, что хотела бы спать с великим актером Кином. Послали за Кином. Он воскликнул: «Это невозможно! Я импотент». Вот что такое перевоплощение по системе Станиславского!» Исторически этот анекдот не совсем верен: английский актер Эдмунд Кин (1787–1833) – именно его называют «Великим Кином» – не был импотентом, ибо у него был сын, тоже весьма известный актер Чарлз Кин (1811–1868), чье внешнее сходство с отцом не оставляло никаких поводов для сомнения в их кровном родстве. Но впрочем, кто требует от анекдота исторической достоверности? Главное – чтобы было весело! И было весело…

Если бы не необходимость возвращаться вечером домой, Олечка, наверное, могла бы почувствовать себя счастливой. Но домой приходилось возвращаться, а дома ждали свекровь и нянька… И дома Миша был совсем другим. Галантный и остроумный Моцарт исчезал. На его месте оказывался «капризный сынок с барственными замашками» (как презрительно охарактеризовала его сама Ольга Чехова). А рядом с ним – две обожающие его старухи, готовые во всем ему угождать.

Помимо посещения занятий у Станиславского Олечка поступила учиться в Училище живописи, ваяния и зодчества. Мама давно – в детстве еще – говорила, что ей следует учиться… Всему, к чему только душа лежит. Учиться актерскому мастерству. Учиться рисовать. Рисовала Олечка действительно прелестно. И прилежно. Надев просторную холщовую блузу поверх нарядного платья, повязав волосы косынкой, целые часы проводила за переносным мольбертом. Правда, особого таланта у нее так и не выявилось, но все-таки… Учеба отвлекала ее от кошмарной повседневности. Чем больше был занят ее ум – тем меньше страдала душа. У нее появились новые интересные знакомства – как в студии, так и в училище. Появилась возможность читать все книги, какие только захочется, а не только те, которые разрешает читать папа. Ницше, Шопенгауэр, модные натуралистические романы, азиатская философия, йога… Она жадно впитывала все, до чего только могла дотянуться. Жила «своей жизнью», старательно отгораживаясь от повседневности – от Миши, свекрови и няньки. Свекровь продолжала брюзжать… Нянька по-прежнему подозревала Ольгу во всех смертных грехах… А Миша между тем вернулся к прежним своим привычкам, в том числе – к свободному флирту с многочисленными поклонницами. И мама с няней всецело его в этом поддерживали, считая подобное поведение «проявлением мужественности», радуясь, что обожаемый мальчик развлекается, что «законная власть» законной жены оказалась непрочной, а может быть – втайне надеясь, что уж этого-то ненавистная невестка не выдержит и уйдет.

Олю поведение Миши раздражало, конечно, но в глубине души она была уверена, что муж ей верен. Ей даже в голову не пришло бы подозревать его в изменах! Ее родители были абсолютно верны друг другу, и все порядочные супружеские пары хранят верность, а если где-то в мире и случаются измены, то это только с людьми недостойными или совсем уж несчастными. Они с Мишей, конечно, не очень счастливы… Но не до такой же степени они несчастны, чтобы опуститься до измен! Нет, нет, Оле это казалось просто невозможным. Со всей искренностью духовно чистого и цельного человека она верила мужу – и удивлялась недоверию к ней со стороны его матери и няньки… Она, Оля, – порядочная девушка из порядочной семьи. Она не давала и не даст повода подозревать себя в каком-то недостойном поведении. Наверняка эти женщины не совсем здоровы душевно, раз могут подозревать ее. Но уж она-то нормальна, здорова и достаточно порядочна, чтобы не унижать Мишу гнусными подозрениями!

Она довольно долго еще пребывала в неведении. Жила своими увлечениями, своими мечтами. Правда, мужчинам и любви в ее мечтах больше не было места. Она разочаровалась. Тогда считала – что навсегда. Сначала – жестокий, несдержанный отец с замашками тирана, потом – безвольный, капризный и такой же несдержанный муж… Откуда взяться уважению к мужчинам и тому восхищению, без которого любовь никак не может зародиться? Отец и муж – двое мужчин, которых она близко знала… И так похожи! Не может же это быть просто совпадением? Наверное, все мужчины таковы в сути своей! Просто прячутся под разными личинами до поры до времени… Нет, нет, с нее хватит. Она не будет любить больше никогда. От любви – одно только горе. Любовь – обман, иллюзия, придуманная писателями… Писателями-мужчинами – с целью обмануть женщину, заманить ее в ловушку любовной связи или законного брака, принудить к исполнению своих непристойных желаний!

В свои семнадцать лет Олечка ни физически, ни духовно не была готова к супружеству Да и Миша был слишком молод, и ему тоже не хватало много: мудрости, опыта и душевного такта, а главное – любви… Он не смог сделать ее счастливой. Впрочем, он даже и не пытался. По сути, Оля и теперь, через год после свадьбы, интересовала его так же мало, как тогда, когда они были детьми – угрюмым подростком и прелестной девочкой. Да, он гордился ее красотой, ему нравилось наблюдать то впечатление, которое производила его юная жена на других мужчин – на студийцев, на художников из училища, на знакомых дома, на кузена Владимира, по-прежнему безнадежно влюбленного, – но сама Оля его совсем не интересовала. Он по-прежнему относился к ней как к маленькой девочке с белым бантом на голове. Он видел в ней все ту же маленькую девочку. Он так и не смог по-настоящему увлечься ею как женщиной, несмотря на всю ее красоту. Другие женщины – пусть даже менее красивые – вызывали в нем больше влечения. И он изменял Ольге – без малейшего зазрения совести.