Раубриттер - Борис Вячеславович Конофальский

такая, а? — спросил он, и в голосе его слышалась явная угроза.

— Я та, с кем тебе надо бы быть повежливее, — спокойной произнесла Агнес. Она достала кошель и потрясла его. В нем звякали монеты. — Во-первых, я покупатель, что приносит тебе серебро, а во-вторых… — она стала холодной и резкой, — а во вторых, очень неумно грубить людям, которых совсем не знаешь.

— С чего это я тебя не знаю, я тебя знаю, — снова оскалился книготорговец, на сей раз еще и прищуриваясь, он опять подошел к ней и почти ткнул пальцем ей в лицо, совсем немного не достал, — ты вонючая ведьма. Я, тебя, косоглазая, сразу раскусил, как только увидал, и ты спесь свою убавь, не то выгоню, и не вздумай на мне свои колдовские уловки пробовать, они на меня не действуют, ты меня ими не проймешь! А осмелишься, так сразу стражу позову.

— Хорошо, не буду, — спокойно отвечал девушка, — ну так что, есть у тебя для меня что-нибудь.

— Сначала ты скажешь мне кто ты такая, и откуда про меня знаешь?

— Скажу, скажу, — обещала она, — но после того, как ты покажешь мне что-нибудь интересное. Покажешь — скажу.

Он молча, а потом как-бы нехотя, подошел к полке, взял оттуда сверток рогожи, развернул его и достал оттуда фолиант:

— Вот, что ищет каждая молодая сестра и каждый молодой чернокнижник, но только из тех, что знают язык мудрости, на котором говорили наши предки, — сказал он, протягивая ей книгу. — За эту книгу вы, ведьмы, душу продадите. Держу как раз для таких, как ты.

Словно голодный маленький зверек, девушка вцепилась ручками в тяжелую книгу.

«Корнелиус Крон. Метаморфозы», — прочитала про себя Агнес, открыв книгу, и тут же перелистнула страницу, дальше-дальше. За два-три мгновения, прочла предисловие от автора. Ах, как стало ей интересно. Тут бы села читать. Беззубый выродок был прав. Это было то, что ей нужно. Она стала листать страницы еще дальше, там были картинки. Картинки с описаниями…

— Но-но, хватит, ишь понравилось ей, — стал вырывать книгу у нее из рук Уддо Люббель. — Сначала заплати.

И делал он это с видимым злорадством.

Но девушка книгу не выпускала:

— Сколько хочешь за книгу?

— Сто монет, — радостно сообщил он. — И еще, поиметь тебя в зад.

Агнес молча держала книгу, пристально смотря ему в глаза.

— Сто монет! И никак иначе, — продолжал Уддо Люббель. — Что, нет у тебя таких денег? Ничего, я найду тебе работу…

Ута, стоявшая в стороне, смотрела на их разговор со стороны, не вслушиваясь в их слова. Просто смотрела на них. И ей совсем не нравился, этот Уддо Люббель: слюнявый, беззубый, вонючий, наглый старик. Он очень был груб с ее госпожой. И ей было еще и интересно, чем это все закончится. Что случится вскоре с этим дураком. Как госпожа его покарает.

И служанка с удовольствием увидала, как госпожа ее, не прячась, словно дразня, прямо на глазах у книготорговца достала из рукава платья кинжал, оставив ножны в рукаве. Сталь блестит. Кинжал у госпожи был нешуточный, хоть и считался дамским. Это только на вид он выглядел как игрушка. А на самом деле кучер наточил оружие и, попробовав ногтем, сказал: «Острее чем у брадобреев, уж полоснет, так полоснет».

Госпожа достала и держала его так, что Люббель непременно должен был кинжал увидеть, а этот дурак зачем-то дергал и кувыркал в своих руках большую книгу, вертел ей перед носом Агнес. К чему он это делал, непонятно. Смех один на него глядеть.

Стоял, вытворял нелепости, бубнил что-то негромко, но хамским тоном и совсем не обращая внимания на опасное оружие в руках девушки. Как будто пренебрегал.

— Сто талеров и мой зад за эту книгу? — немного удивленно спросила Агнес и потянула книгу на себя. — Такова твоя цена?

— Да, дай сюда, — Уддо Люббель сопел носом от натуги, силился вырвать книгу из слабеньких девичьих пальцев, но девчонка держала ее словно клещами. — Ишь ты, как вцепилась, ведьмища, видно понравилась она тебе.

Тут Агнес берет и одним движением, одним взмахом, проводит кинжалом так, что острие распарывает одежду и кожу на обеих ляжках книготорговца, чуть ниже причинного места. Может, это было и не самое красивое и ловкое движение, но взмах был быстр, словно девушка муху на лету ловила, а кинжал был остр неимоверно. Из дыр в панталонах и коже сразу полилась кровь, да с брызгами. Побежали струйки по чулкам на башмаки, и на грязный пол.

— А-а-а-а, — заорал книготорговец, и выгнулся зачем-то, словно его в спину ударили, голову запрокинул, и как был, плашмя упал навзничь, между старым столом и кособоким стулом. С грохотом, так, что стул упал тоже, а стол хоть и был велик, и тот сдвинулся. И книгу он уронил. Стал между стулом и столом барахтаться, перекатываться. Встать пытался, а сам руками раны свои на ляжках хватал.

Агнес рогожу с пола подняла и протерла кинжал не спеша, потом присела напротив стонущего уже наполовину под столом книготорговца, и, заглядывая ему в лицо, чтобы глаза его увидеть, спросила, улыбаясь:

— Ну что, пес, говоришь, не подействуют на тебя мои уловки? Даже и пытаться мне не следует?

Уддо Люббель заливался кровью и в ответ ей орал благим матом так, что на глотке его жилы вылезли:

— Стража! Стража! Убивают. Люди, кликните стражу, зовите сержанта и старшину улицы. Убила, убила косоглазая меня! В доме моем ведьма! Ведьма.

Уте сначала страшно было глядеть на это, а потом вдруг стало смешно. Бьется человек под столом, кровью заливается, стулом упавшим гремит и рот свой мерзкий с половиной зубов разевает, разевает, раззевает. Как будто песню какую-то поет изо всех сил, а звуков издать не может, словно рыба на берегу. А он глазки пучит, тужится, поет с надрывом, на шее вены вздулись от старания. А только сипение его слышно, да дыхание старика уморившегося, и все. Смешно, честное слово. А сколько спеси в нем было совсем недавно. Сколько грубости.

Глава 37

А госпожа «певца» не слушает, и не смотрит на него, она тем временем присела, книгу с пола подняла, и огорчилась. Обложка книги кровью перемазана. Тут уже девушка не погнушалась свой платок достать, стала книгу вытирать, морщить носик. Ута было хотела ей в этом помочь, чтобы она господские пальчики в грязь эту не пачкала, но госпожа не дала и сказала:

— Сама я, лучше золы в печи найди, засыпь ею ему раны, а то он юшкой своей